Социальные ограничения: содержание, структура, функции

работах Г. Бокля, Э. Реклю этот подход в 20 веке стал основой геополитики,

был реализован в работах Л.Н. Гумилёва и других евразийцев (См. 13, 120,

121, 290, 399). Для современной России в этой связи более актуальна работа

А.П. Паршева «Почему Россия не Америка»(324). Основной проблемой

современного общества, в том числе и в России, является непонимание

объективного характера природно-географических ограничений социальной

жизнедеятельности и нежелание учитывать их в социальной практике,

приводящее к социальным неудачам и техногенным катастрофам, что показано, в

частности, в работе А.П. Паршева. «Вместо изучения общих реальных связей

между землей и живущими на ней человеческими обществами общая теория

государства занялась анализом нормативно-юридического и отчасти

политического вопроса о том, как должно относиться государство к своей

территории» (13, с.404), - писал по этому поводу Н.Н. Алексеев.

Факторы биологического детерминизма общества, изученные биологией и

смежными дисциплинами, получили своё выражение в работах социал-дарвинистов

(Л. Вольтман и др.), расологов (Г. Гюртнер, В.Б. Авдеев), социобиологов (К.

Лоренц, Э.О. Уилсон), фрейдистов, биополитиков (А.Г. Зуб), философов жизни

(А. Бергсон, О. Шпенглер, М. Шелер), антропологов (Б.Ф. Поршнев, Б.А.

Диденко) и других авторов. В этих работах показано влияние биологических

особенностей человека (и шире – природы) на его социальную

жизнедеятельность, социальную структуру общества, произведён сравнительный

анализ социального поведения людей с приматами, муравьями и многое другое.

Многие из этих работ малоизвестны, другие замалчиваются по идеологическим

мотивам, несмотря на их важность. «Борьба … с расизмом сыграла очень злую

шутку с человечеством, оказав ему медвежью услугу. Несмотря на свою

очевидную гуманистическую сущность, априорное признание людей единым видом

застопорило научную мысль, поставило ей преграды… всякие сомнения в

биологическом единстве человечества признавались расистскими и отметались с

порога» (138, с.73-74), - писал Б.А. Диденко.

Влияние космических факторов на человечество признавалось Платоном,

Порфирием, Птолемеем, И. Кеплером и помимо многочисленных астрологов

исследовалось Х. Аргуэльесом, Л.Н. Гумилёвым, А.Л. Чижевским и другими

авторами, которые убедительно доказали наличие этих влияний (См. напр. 23,

121, 449). Влияние этих факторов на социум подобно биологическим факторам,

также преувеличивалось или замалчивалось. Более взвешенный подход к этой

проблеме демонстрируют некоторые современные российские учёные: «Следует

понимать, что если в астрологии видеть науку об энергоинформационных ритмах

взаимодействия Космоса, Земли, её биосферы и живущих людей, то астрология

даёт прогнозы наиболее вероятного развития процессов в молчаливом

предположении об отсутствии (или заблокированности) самопроизвольной

сколько-нибудь эффективной управленческой реакции на неприемлемые прогнозы

и неприемлемое течение событий со стороны тех, в отношении кого даётся

прогноз; также часто в молчаливом предположении игнорируется и возможность

целесообразной управленческой реакции на сам факт прогноза… По отношению к

бездумно доверчивой толпе такое программирование психики прогнозами

(реальными и мнимыми) – одно из средств управления ею. Астрологический

прогноз – это более-менее точный прогноз внешних и внутренних обстоятельств

по отношению к человеку и обществам, но не прогноз-предопределение

управления реагирующего на эти обстоятельства человека. Человек на прогнозы

и обстоятельства реагирует по его нравственно обусловленной духовности»

(278-Ч.1, с.106-107).

Провиденциальные (божественные) влияния на общество рассматривались в

разнообразных религиозно-философских построениях и концепциях, например, у

Гегеля, где в роли подобного фактора выступает Мировой дух. Близкие идеи

можно найти у Платона, Плотина, Августина Аврелия, в русской религиозной

философии. Относительно этого влияния можно заметить следующее. Если

рассматривать Бога как нечто всеобщее, то его влиянию можно приписать любое

событие с неизвестной причиной. Например, к области божественных влияний

могут быть приписаны низкочастотные циклические влияния космоса на Землю и

человечество. То есть провиденциализм оказывается универсальным и

безотказным объяснением всего иначе не объяснимого. С другой стороны, если

признавать бесконечность процесса познания, то божественно-непознанное

всегда будет оказывать какое-нибудь влияние, возможное как в форме

неизвестных высших сил, сознательно управляющих миром, так и в форме

бессознательной материи функционирующей по неким законам. Поэтому,

провиденциальное влияние, порождающее те или иные социальные ограничения

можно обозначить в качестве некого неизвестного Х-фактора, неустранимого

иррационального остатка, превосходящего любую научно-рациональную модель.

Отказываться от этого фактора нельзя, так как в этом случае построенная

модель приобретёт закрытый, недополняемый и, следовательно, неадекватный

исследуемому явлению характер.

В каждом конкретном случае для выяснения объективности или

субъективности характера конкретного социального ограничения необходимо

установить его связь с внесоциальными влияниями, что может представлять

проблему. Следует также учесть, что объективный характер социальных

ограничений не означает их абсолютного детерминизма, так как внесоциальные

влияния могут быть изменены в ходе сознательной (и бессознательной)

деятельности людей. Болото может быть осушено, пустыня орошена, между

морями прорыт канал, что приведёт и к изменению соответствующих этому

природному состоянию социальных ограничений.

Субъективные социальные ограничения, напротив являются результатом

свободного и произвольного волеизъявления и деятельности людей в обществе.

Приведём пример. Х. Аргуэльес писал: «Поскольку 12-месячный календарь не

созвучен с годичными биоритмами человека, живущего в гармонии с биосферой,

то и часы не имеют ничего общего с измерением ритмов природы. Их функция –

измерение отрезков пространства, которые, в случае их проецирования на

отрезки времени, обретают некую ценность в качестве денежных единиц.

Действительно, деньги не растут на деревьях; они – плоды искаженного

времени» (22, с.11). В данном случае, социальные ограничения, которые были

бы основаны на годичных или иных биоритмах человека являлись бы

объективными, а социальные ограничения, связанные с искусственным

социальным временем и способами его членения являются субъективными. Как

можно догадаться из данного примера, объективные социальные ограничения

могут находиться как в гармонии, так и в конфликте с субъективными. Однако

в экологически ориентированном обществе все социальные ограничения должны

быть согласованы с природными влияниями на него, иначе гармония с биосферой

невозможна. В современном же обществе напротив, наблюдается гипертрофия

субъективных социальных ограничений, не имеющих иной необходимости кроме

волюнтарной, а потому зачастую излишних, как в приведённом примере.

Современное общество, в отличие от древних биогенных цивилизаций можно

назвать субъективно социально ограниченным. Так как объективные социальные

ограничения в таком обществе всё равно дают о себе знать, даже несмотря на

конфликт с субъективными социальными ограничениями, то общая сумма

социальных ограничений оказывается как это не парадоксально, большей, чем в

древности. В результате, в современном мире проявляется тенденция к

возрастанию социальной ограниченности.

Другой парной категорией социальных ограничений являются материальные

и идеальные ограничения. Материальные социальные ограничения представляют

собой артефакты материальной культуры, предметы, вещи и прочие творения

человека, изготовленные из вещества и имеющие пространственное измерение и

их производные, например, техногенные излучения, электромагнитные поля и

т.п. Конечно, этим продуктам материальной культуры может придаваться и

какой-то другой, в том числе и прямо противоположный социальным

ограничениям смысл, тем не менее, в них всегда присутствует какой-то

социально ограничительный потенциал. Этот потенциал может быть направлен не

только внутрь социума, на человека, но и на природу, космос. Например,

забор может мешать проходу не только людей, но и животных, мешать

растениям. Так как все материальные изделия и их производные состоят из

добытого в природе вещества или результатов его вторичной переработки, то

этот вид социальных ограничений тесно связан с объективными социальными

ограничениями, является одним из их выражений. Однако материальную культуру

нельзя полностью подвести под определённые выше объективные социальные

ограничения, так как она часто является результатом субъективной активности

людей, не обусловленной прямо объективными влияниями среды. «Географические

и климатические условия могут помогать строительству, как они помогали

Риму, и могут мешать строительству, как они мешают нам. Но эти условия не

могут ничего создать и не могут ничему помешать. Из всех культурных стран

мира Россия находится в наихудших географических и климатических условиях,

- и это не помешало стройке Империи»(369, с.20-21), - писал И.Л. Солоневич.

Идеальные социальные ограничения связаны с духовной культурой,

идеальным как непространственным миром идей, ценностей, целей и планов,

воображения и т.п. Идеальные социальные ограничения задают обществу его

ценностно-целевую, програмно-концептуальную детерминацию. Идеальные

социальные ограничения в большей степени соотносимы с категорией

субъективных социальных ограничений. Конечно, их можно считать и

объективными социальными ограничениями, обусловленными влиянием внешней

материальной среды на сознание через механизм отражения им материального

мира. Однако в природе социальных ограничений нет, а потому и отражать их

из неё сознание человека не может. Именно поэтому в их формировании большую

роль играет духовное творчество. Можно «объективизировать» идеальные

социальные ограничения посредством апелляции к их провиденциальной

детерминации, однако, согласившись считать провиденциальные влияния

фактором всеобщей неизвестности, мы не можем ни положительно, ни

отрицательно ответить на этот вопрос.

В качестве примера идеальных социальных ограничений можно привести

нравственно-этические, правовые нормы, эстетические установки, планы,

проекты, научные парадигмы и модели. Все они устанавливают правила

«социальной игры», тем самым, задавая и её ограничения. «Всякая культура

(даже материальная культура) есть культура духа; всякая культура имеет

духовную основу – она есть продукт творческой работы духа над природными

стихиями» (44, с.166), - утверждал Н.А. Бердяев, у которого все социальные

ограничения оказываются идеальными.

В зависимости от общей мировоззренческой установки на идеализм или

материализм в различных религиозных и философских системах отдавался

приоритет материальным или идеальным социальным ограничениям. Наиболее ярко

установка на приоритетность материальных социальных ограничений проявилась

в марксизме и у современных техницистов и технократов: Ж. Аттали, Д. Белла,

З. Бжезинского, Дж. Гелбрайта и других авторов. «Человеку свойственно

признавать единственно реальным то, что он считает самым ценным и желанным…

Таков источник материалистического миросозерцания: теоретический

материализм опирается на практический материализм, а практический

материализм выражает самочувствие эпохи: самое ценное – это произвести как

можно больше продуктов и товаров. Отсюда вытекает, что индустриальная

цивилизация есть самая высокая и ценная: мы должны содействовать

индустриализации. В этом состоит смысл «исторического материализма». Он

выражает не законы движения материи («историк не астроном и провидение не

алгебра», - сказал Пушкин), он устанавливает задачи человеческих действий и

оценивает их» (88, с.156). «Маркс считал индустриализм абсолютной

ценностью. Весь пафос его «экономизма» черпается не из того, что так было и

так будет, а из того, что так всегда должно быть»(88, с.161), - писал Б.П.

Вышеславцев. Сходные установки присутствуют и у современных технократов.

«Короче говоря, функции регулирования, а значит и воспроизводства, уже

являются и будут далее всё более отчуждаться от управляющих и передаваться

технике» (243, с.42), - считает Ж.-Ф. Лиотар. Действительно, как человеку

не подчиниться технике, если она, по Марксу, определяет исторический

процесс, который как полагает нововременное мышление, есть «прогресс», а,

следовательно, чтобы достичь этого «прогресса» должно подчиниться технике.

Такова логика становления технократического тоталитаризма.

Исходя из сказанного Б.П. Вышеславцевым, это мировоззрение можно

определить как субъективный материализм (по аналогии с субъективным

идеализмом Д. Беркли и Д. Юма). Это именно субъективный, социально

ограниченный материализм, ибо, функционируя по законам своих механических

часов, он забыл об объективной возможности жить в гармонии с биосферой и

вообще развиваться другим путём.

Однако, субъективный характер этого материализма показывает его

идеальные корни и подтверждает приоритет идеальных социальных ограничений,

а не материальных. Чтобы создать предмет, нужно мышление, воображение и

воля, которые в данном случае первичны, если же материальная культура

первична, то неясно откуда она возникла, и можно предположить, что её

«дали» человечеству материальные «боги». Но подобное воззрение является

ничем иным как материалистической религией, которая как писал К. Маркс

«есть опиум для народа». В этой связи интересно было бы разобрать секулярно-

атеистические манипуляции массовым сознанием со стороны жрецов-

идолопоклонников технократического культа, производимые ими ради сокрытия

от сознания масс своей религии.

Однако язык и мышление, которые являются границей общества и природы и

первоосновой культуры не являются материальными, они идеальны.

С категориями материальных и идеальных социальных ограничений тесно

связаны качественные и количественные социальные ограничения. Качественные

социальные ограничения связаны с особенностями внутренней структуры

явления, его образа, формы, свойств и т.п., а количественные социальные

ограничения выражают общее и однородное в явлениях, степени интенсивности

качественных проявлений. Ценности, этические нормы, научные парадигмы

являются качественными социальными ограничениями и, соответственно связаны

с идеальным миром. Количественные социальные ограничения – это те из них,

которые поддаются измерению и подсчёту: количество денег, количество

законов (сами законы – качественная форма социальных ограничений),

количество жилой площади приходящейся в среднем на гражданина страны; они

теснее связаны с материальным миром. В современном мире существует

тенденция к повышению роли количественных социальных ограничений и

ликвидации качественных социальных ограничений. Этот вопрос исследовал Р.

Генон: «Количество есть одно из условий существования в чувственном и

телесном мире; оно является даже среди всех условий одним из присущих в

наибольшей степени этому миру… так что сведение качества к количеству по

сути есть не что иное, как то самое «сведение высшего к низшему», которым

кое-кто хотел весьма справедливо охарактеризовать материализм: претендовать

на выведение «большего» из «меньшего» – это и есть на самом деле одно из

самых типичных современных заблуждений» (104, с.21). Но его соотечественник

Ж.-Ф. Лиотар считает иначе, утверждая, что знание может проходить по другим

каналам и становиться операционным только при условии его перевода в некие

количества информации. Поэтому, пророчествует Лиотар, всё непереводимое в

количество будет отброшено, а направления новых исследований будут

подчиняться условию их переводимости на язык машин. Социально

ограничительные тенденции к диктатуре количества проявляются в таких

явлениях как «восстание масс» (Х. Ортега-и-Гассет), безудержном росте

народонаселения при неизбежном понижении его качественных характеристик,

тенденции к единообразию, ярко проявленной в феномене глобализации, засилье

массовой псевдокультуры, «денежном тоталитаризме» (А.А. Зиновьев),

стремящемся, подобно зашедшей по Д. Хоргану в тупик материалистической

науке выразить и оценить всё в количественной форме. «Масса – это те, кто

плывёт по течению и лишён ориентиров. Поэтому массовый человек не созидает,

даже если его возможности и силы огромны»(318, с.67), - писал Х. Ортега-и-

Гассет, очевидно подразумевая именно качественные, а не количественные,

выраженные в денежной форме ориентиры. Таким образом, мы имеем тенденцию к

усилению социальной ограниченности посредством редуцирующего сведения

качественных ограничений и свобод к количественным.

«С того момента, как он утратил всякую действенную связь со

сверхиндивидуальным интеллектом, разум может стремиться только к низу, то

есть к низшему полюсу существования и погружаться всё более и более в

«материальность»; в такой же степени он мало-помалу утрачивает и саму идею

истины и доходит до того, что стремится лишь к наибольшему удобству для

своего ограниченного понимания, в чём он, однако, находит непосредственное

удовлетворение вследствие самой тенденции к снижению, поскольку она ведёт

его в направлении упрощения и сведения всех вещей к единообразию; он тем

легче и скорее подчиняется этой тенденции, что её результаты, согласуются с

его желаниями, и этот всё более быстрый спуск может в конце концов привести

лишь к тому, что мы называли «царством количества»(104, с.98-99), - писал

Р. Генон. В нормальном (а не идеальном!) обществе приоритет напротив,

должен отдаваться качественным социальным ограничениям, а количественные

должны быть им подчинены.

Следующей парой категорий являются внешние и внутренние социальные

ограничения. Для человека внутренними социальными ограничениями являются

усвоенные и принятые им нормы социального поведения, морально-этические,

эстетические и прочие ценностные установки. Внешними социальными

ограничениями для отдельной личности могут выступать общепринятые в той

социальной среде, где эта личность пребывает нормы социального поведения,

морально-этические, ценностные установки, обычаи, традиции, законодательно-

правовые нормы. Для государства в роли внешних социальных ограничений могут

выступать международное законодательство, мировое «общественное мнение»,

международные организации, другие государства, а внутренними социальными

ограничениями – им же принятые законы, его собственная культура и т.п.

Принципиальной разницы в существовании внешних и внутренних социальных

ограничений для отдельной личности и «соборной личности» какого-нибудь

общества нет. При этом внутренние социальные ограничения являются более

важными, чем внешние, с которыми они находятся в диалектическом

взаимодействии. Для гармоничного самоощущения личности в обществе

внутренние социальные ограничения должны максимально совпадать с внешними.

Если этого нет, то у человека (общества) возникает состояние социального

отчуждения, аномии, развивается психология внутреннего эмигранта, со

свойственными ей двойными стандартами и деструктивно-разлагающим отношением

к внешнему миру – социуму (См. напр. 399, с.532-542). Это состояние

характеризуется также ослаблением предсказуемости социального поведения

личности или общества, так как внешние нормы соблюдаются только под угрозой

наказания и под присмотром окружающих, когда же последние условия и угрозы

отсутствуют, они немедленно нарушаются. Ещё Лао-цзы говорил: «Когда законы

сложны и запутаны, а наказания суровы, люди становятся хитрыми и

нечестными… Когда много запретов, делается мало» (Цит. по 87, с.107). Он же

отмечал, что когда законы насаждаются искусственно, появляется много

разбойников и повстанцев, по этой причине воспитание важнее

законотворчества. Сходной позиции придерживался и известный философ-

правовед Н.Н. Алексеев: «Если бы возможно было полное, доходящее до

отождествления проникновение государства правом, то все эти нравственные

силы поистине были бы обречены на полное угасание. И это было бы в то же

время угасанием государства, превращением его в состояние принудительной

тюрьмы, или в состояние неограниченной анархии»(12, с.201). Таким образом,

внешнее право должно проистекать из внутренней нравственности, традиций

человека и общества и соответствовать им. С другой стороны, если внутренние

моральные ограничения в обществе сильны, необходимость в детальном правовом

регулировании отпадает, и это является позитивным фактом, так как любое

законодательство механистично и не может учитывать всех деталей и

обстоятельств каждого конкретного случая. Если же законодательные нормы

прописаны нечётко и двусмысленно, то закон неизбежно превращается в

«дышло», которое можно повернуть в любую сторону. Своих социально-

ограничительных функций такой закон как следует выполнять уже не может.

Единственным выходом из подобного правового тупика является повышение

нравственности, обладающей необходимой гибкостью и справедливостью. Именно

поэтому внутренние ограничения важнее внешних.

Однако внутренние культурные ограничения человек получает в процессе

своего образования и воспитания от общества, то есть извне, притом, что

склонность к принятию/непринятию тех или иных социальных ограничений

зависит во многом от врождённых способностей и особенностей человека.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20