Социальные ограничения: содержание, структура, функции

парадигма тяготеет к механицизму, атомизму и локализму. Эти парадигмы

предопределяют вытекающие из них онтологическо-гносеологические социальные

ограничения.

Многие ученые, описанные Д. Хорганом в книге «Конец науки» (439),

очевидно исходящие именно из парадигмы отрезка, считают, что наука уже

почти прошла весь свой отрезок и скоро упрётся в стену, что познавательные

возможности человека ограничены, что кроме науки есть и другие формы

знания, не связанные с ней. Представляется, однако, что парадигма отрезка

как раз и является наиболее социально ограниченной: «Наука трудна, я

соглашусь с этим. Когда разговариваешь с маленькими детьми, чувствуешь, что

они хотят понять природу. Но это из них выбивают. Выбивают нудным учением и

системой образования, которая говорит им, что они слишком тупы, чтобы это

сделать. Внезапно оказалось, что именно это привело сегодня науку в тупик,

а вовсе не наши внутренние ограничения» (439, с.249-250), – отмечал Н.

Хомский.

Таким образом, функции онтологическо-гносеологических социальных

ограничений заключаются в помещении человека в более-менее изолированное

пространство определённой парадигмы и снабжение его такими гносеологическо-

методологическими инструментами познания, чтобы он не мог выйти за её

границы. Эти границы обусловлены установками объемлющей их идеологии и

концепции. В этом смысле «конец науки» означает размывание научных

онтологическо-гнесеологических социальных ограничений и потерю наукой

своего господствующего социального положения, обусловленного концептуально-

идеологическими установками цивилизации Модерна, утвердившейся в Европе с

17 века.

Выявление функций первичных социальных ограничений позволяет нам

перейти к рассмотрению функций их производных, вторичных социальных

ограничений.

3.2. Функции вторичных социальных ограничений.

В данном разделе будут рассмотрены функции низших, вторичных форм

социальных ограничений.

Так функциями политико-управленческих социальных ограничений является

активное создание различных социальных препятствий, барьеров, границ,

психофизических установок и стереотипов поведения в духе объемлющих их

идеологий. Эта форма социальных ограничений в отличие от вышеописанных

требует активного проявления и самореализации, функционируя не столько в

виде каких-то метафизических установок, принципов и правил, сколько в виде

активной деятельности по их созданию, применению, насаждению и контролю их

исполнения. То есть функцией политико-управленческих социальных ограничений

является активное насаждение социальных ограничений как элемента

самовоспроизводства системы. Активное насаждение требуемых идеологией и

конкретной ситуацией социальных ограничений имеет целью как активное

проведение в жизнь господствующей концепции, так и подавление её

противников. Наряду с этим, политико-управленческие социальные ограничения

выполняют функцию защиты господствующей концепции, идеологии и производных

от них ограничений. Инструментами политико-управленческих социальных

ограничений выступают правовые, экономические, информационно-

образовательные, военно-силовые, технико-технологические и структурно-

демографические формы социальных ограничений. Функции политико-

управленческих социальных ограничений реализуются в ходе политико-

управленческой деятельности субъектов социальных ограничений и выражаются в

виде издания приказов, распоряжений, инструкций, принятия законов,

регулирования финансовых и информационных потоков и т.п. Функцию политико-

управленческих социальных ограничений реализуют в своей повседневной

деятельности законодательные и управленческие государственные структуры,

законотворческая деятельность которых представляет, по сути, постоянные

более или менее крупные изменения различных социальных ограничений.

Борьба за снятие, ослабление социальных ограничений одних групп и

увеличение их у других составляет в принципе основное содержание всей

политической борьбы. Так, например, увеличение заработной платы, какой-то

группе людей означает для них ослабление, снижение, снятие экономических,

а, следовательно, и многих других социальных ограничений. Инфляция, рост

цен, напротив, означает возрастание разнообразных социальных ограничений

для большинства населения. Сходную роль играет и предоставление / лишение,

каких-то прав, обязанностей, создание / изменение систем и структур

социальных рангов, привилегий, наград и наказаний т.п.

Функции политико-управленческих социальных ограничений могут

реализовывать в своей деятельности и негосударственные структуры, различные

коммерческие и некоммерческие общественные организации в меру своих

возможностей и компетенции, например, посредством регулирования финансовых

и информационных потоков. Доля государственных и негосударственных структур

в осуществлении функций социальных ограничений может быть различной в

зависимости от местных культурных традиций и условий и, особенно, от

господствующей модели управления.

В обществе может складываться и ситуация реализации политико-

управленческих функций организациями, исходящими из различных концепций и

идеологий, что неизбежно затрудняет их взаимодействие и может породить

хаос. Государственные структуры, однако, в этой ситуации обычно

придерживаются какой-то одной концепции и идеологии и совместно с союзными

им общественными организациями социально ограничивают своих концептуальных

оппонентов.

Функции правовых социальных ограничений занимают, в общем, подчинённое

положение по отношению к функциям политико-управленческих социальных

ограничений, так как, хотя политико-управленческие структуры обычно

стараются функционировать в соответствии с созданными ими же юридическими

нормами, политико-управленческое решение является первичным по отношению к

законодательной норме, а не наоборот, как ошибочно полагают некоторые

авторы. Этот вопрос разбирает К. Шмитт в своей работе «Политическая

теология»(461). Исходя из того, что всякое правило (и в том числе право)

существует только благодаря исключению, К. Шмитт делает вывод, что для

своего эффективного функционирования система права должна предполагать

выходящие за её пределы исключительные ситуации и исключительные решения,

предполагающие её нарушение. Монополией на определение исключительной

ситуации и исключительное решение обладает властный политический субъект,

который, будучи гарантом права имеет право его нарушить, то есть выйти за

пределы правовых ограничений. Если же политический субъект не может или не

хочет выходить за пределы правовых ограничений, то он теряет свой властный

суверенитет, превращаясь в объект правовых социальных ограничений.

С другой стороны, невыполнение правовых норм, в том числе и политико-

управленческими структурами не только создаёт угрозу социальному порядку,

но и подрывают авторитет и властные полномочия формальных и неформальных

авторов соответствующих правовых норм, то есть представителей тех же

политико-управленческих структур, особенно если эти нарушения правовых норм

имеют не исключительный, а систематический и массовый характер. Поэтому

властно-управленческие структуры стремятся поддерживать созданные ими

правовые нормы, вопреки распространяемому СМИ мифу о повсеместном

невыполнении законов. Этот миф о ничтожности правовых ограничений имеет

социально ограничительные функции, порождая у верующих в него социальную

пассивность и апатию, мешающие реализации их социальных целей.

Относительность правовых ограничений заключается в том, что они являются

лишь частью системы социальных ограничений, тесно связанной с другими –

высшими и параллельными формами социальных ограничений.

То, что запрещено или ограничено законом может быть неограниченным

другими формами социальных ограничений (экономическими, информационными и

т.п.) и наоборот, разрешённое, неограниченное законом может быть ограничено

экономическими, технико-технологическими и другими формами социальных

ограничений и поэтому известная либеральная формула «разрешено всё, что не

запрещено», всегда может оказаться простой фикцией. Таким образом, правовые

социальные ограничения являются лишь одним из звеньев системы социальных

ограничений, реализующим свою локальную функцию в этой системе. В системах

правовых социальных ограничений обычно всегда имеются какие-либо

противоречия, двусмысленности, неопределенности и пробелы, которые обычно

выявляются и ликвидируются по мере того, как из-за преодоления других форм

социальных ограничений социальная практика некоторых индивидов и групп

входит в противоречие с господствующей концепцией и идеологией, а также

интересами и ценностями господствующих групп и условиями поддержания

социального порядка. Быстрое изменение правовых социальных ограничений

свидетельствует о низком качестве их функционирования и несовершенстве

всей системы социальных ограничений. Однако, частое изменение правовых

социальных ограничений может выполнять ограничительную функцию для многих

групп населения, хаотизируя их жизнь, понижая возможности целерационального

действия, вертикальную и горизонтальную мобильность.

Функции правовых социальных ограничений заключаются также в

законодательном регулировании социальной жизнедеятельности, ограничении тех

или иных её проявлений и сторон с помощью законов, указов, нормативных

актов, распоряжений и других правовых документов. То есть они выполняют

регулятивно-организационные и мотивационные функции. По сути, вся

законотворческая деятельность связана именно с изменением системы правовых

социальных ограничений: законодательном увеличении социальных ограничений у

одних групп и (или) лиц и снижении у других. Возможны и такие правовые

акты, которые формально снимают или накладывают социальные ограничения на

всех членов данного общества. При изменении меры социальных ограничений

одних групп за счёт других проявляется социальное неравенство, а при

одинаковых для всех социальных ограничениях – социальное равенство. В целом

правовые социальные ограничения как и прочие их формы могут выполнять

достаточно разнообразный спектр функций, реализующихся в конкретных

обстоятельствах и ситуациях, а потому не поддающихся тотальной схематизации

и рационализации. Более конкретно функционирование различных правовых

социальных ограничений рассматривается, в частности, в работах Н.Н.

Алексеева (12, 13).

Функциями информационно-образовательных социальных ограничений

являются регулирование и организация социальной жизнедеятельности с помощью

предоставления или не предоставления (сокрытия) той или иной информации,

способов её структурирования, дозирования, отбора, подачи, что реализуется

в частности в образовательных системах. Значение этой формы социальных

ограничений очень велико, особенно в современном обществе, которое часто

называют информационным. Известно, что регулирование информационных и

энергетических потоков является главным средством бесструктурного (то есть

не связанного с прямыми указаниями) управления. В случае если какая-то

энергия для тех или иных действий уже имеется у управляемого объекта или у

управляющего нет желания её предоставлять, то основным способом управления

оказывается информационный. Ясно, что информация содержится и в других

формах социальных ограничений концептуальных, идеологических, правовых и

т.д., однако, если она, как и другая информация не известна, не доступна

личности и обществу, то имеет место именно информационное социальное

ограничение. То есть, если другие формы социальных ограничений связаны со

структурированием информации и ограничением за счет этого, то эта форма

связана с предоставлением – лишением самой информации. Например, какой-либо

закон содержит в себе некую информацию, однако если тот, кого она касается

её не знает, то он не может воспользоваться возможностями или ограничениями

содержащимися в этом законе. Таким образом, отсутствие информации о тех или

иных формах социальных ограничений тоже является формой социального

ограничения.

Информационные социальные ограничения тесно связаны с проблемой

коммуникации, и функции информационных социальных ограничений часто

реализуются через коммуникационные социальные ограничения, которые

относятся к технико-технологическим социальным ограничениям. Значительна

связь информационно-образовательных и экономических социальных

ограничений.

Т. Парсонс рассматривал «образовательную революцию» как продолжение

промышленной революции, разделившей экономическую и политическую систему и

демократической революции, разделившей общество и государство (политическую

систему). «Образовательная революция» должна разделить гражданское общество

с традиционной системой воспроизводства и сохранения культурного образца

(семьёй) и стать этапом захвата и подчинения общества хозяевами

определенной концепции, действующими, исходя из известного принципа:

«разделяй и властвуй». «Теперь уже не подразумевается, что существует

«врожденная способность» индивида достигать справедливого положения… Вместо

этого признается, что стратификация по способностям должна быть

опосредована целым комплексом различных стадий, которые проходит индивид в

процессе своей социализации. Все в большей мере создаются условия для того,

чтобы имеющие худшие начальные позиции могли преуспеть…»(323, с.130), -

писал Т. Парсонс. Получается, что система образования по Парсонсу должна

социально ограничивать более способных, уравнивая их с менее способными,

но, как надо полагать, более подходящими для целей соответствующей

концептуальной модели. «Не напоминают ли современные школы мини-тюрьмы? Не

душат ли они воображение, не давят ли они ребенка физически и ментально и

не практикуют ли различные формы явного и скрытого терроризма? Ответ,

конечно же, однозначен: да; но подобные школы необходимы, чтобы обучить

людей исполнению ролей в офисах, на фабриках или в каких-нибудь других

организациях, которые очень напоминают мини-тюрьмы, душат воображение,

давят физически и ментально и держатся на страхе (угрозе лишения

биовыживательных бумажек-денег)»(405, с.146), - писал Р.А. Уилсон. Функцией

подобного образования является формирование определённых, по сути, ложных и

социально ограничивающих стереотипов социального поведения, разбору которых

могли бы быть посвящены отдельные исследования.

Г. Лебон писал, что «приобретение таких познаний, которые не могут

быть приложены к делу, служит верным средством к тому, чтобы возбудить в

человеке недовольство»(231, с.214). Исходя из этого, не трудно

предположить, что в образовательных учреждениях и СМИ будут присутствовать

соответствующие информационные ограничения, несущие функцию снятия

возможного недовольства населения и его блокирования от информации

определённого рода в прагматических целях хозяев этой системы. В другой

своей работе, критикуя французскую систему образования, Г. Лебон писал:

«Полуучёными я называю тех, кто не имеет других знаний, кроме книжных, и,

следовательно, не имеет никакого понятия о действительной жизни. Они

продукт наших университетов и школ, этих жалких «фабрик вырождения»…

Профессор, учёный, студент нередко многие годы и очень часто всю жизнь

остаются полуучёными»(230, с.82). Сходная критика французской системы

образования содержится и в работе С.Г. Кара-Мурзы (191, с.212-221). Однако

её недостатки не случайность, а выражение социально ограничительных

функций, направленных на искусственную фабрикацию ограниченного «человека

массы» с одной стороны и относительно менее ограниченной «элиты»,

призванной составлять верхушку этой массы - с другой. Таким образом,

функцией образовательных ограничений является устойчивое воспроизводство

социально ограниченных масс и господствующей над ними псевдоэлиты. При этом

все эти более-менее социально недееспособные «полуучёные» будут зависеть от

хозяев господствующей концепции, сумевших принудительно навязать обществу

свою систему социальных ограничений.

«…Чтобы предотвратить возможность зарождения собственных групп элиты

(интеллигенции), в массе управляемых, ее нужно полностью лишить тишины. Так

на современном Западе возникло явление, которое получило название

«демократия шума». Создано такое звуковое (шумовое) оформление окружающего

пространства, что средний человек практически не имеет достаточных

промежутков тишины, чтобы сосредоточиться и додумать до конца связную

мысль. Это - важное условие его беззащитности против манипуляции сознанием»

(191, с.98), – писал С.Г. Кара-Мурза. Так в современном обществе

реализуются функции информационно-образовательных социальных ограничений.

Эти функции находят свое выражение в лишении, сокрытии той или иной

информации, прежде всего, социально значимой и могущей способствовать

развитию, а не деградации человека, в предоставлении ложной информации,

создании информационного шума из лишней информации (наиболее отчётливо это

видно в принудительно навязываемой электронными СМИ рекламе). Посредством

регулирования информационных потоков эти социальные ограничения могут

выполнять функции манипуляции сознанием и подсознанием масс, функции

понижения уровня сознания, интеллекта и психической активности. Они также

могут выполнять функцию отделения человека от внесоциальных источников

информации.

Экономические социальные ограничения в отличие от информационных

регулируют другую важнейшую социальную силу – энергию. Универсальным

символом и выражением этой энергии являются деньги как всеобщий обменный

эквивалент. Человек не имеющий доступа к этой социальной энергии, лишён

возможности практических действий, какой бы информацией, правами и

управленческими полномочиями он не обладал. Функции экономических

социальных ограничений заключаются, таким образом, в энергетическом,

ресурсном регулировании социальной жизнедеятельности. Инструментом этих

ограничений является лишение (предоставление) сырья, энергии,

продовольствия, товаров и изделий или их обменных эквивалентов – денег

(акций, облигаций и т.п.). Связь с правовыми социальными ограничениями

осуществляется здесь через право собственности на те или иные экономические

ресурсы, связь с информационными социальными ограничениями – через знание о

возможностях их приобретения и использования. Для современного общества,

называемого в традиции левой мысли буржуазным, характерно то, что

«хозяйство хочет перерасти себя… Оно стремится стать не только одной из

сторон жизни, но единственной или, … определяющей, не признавая над собой

никакого внехозяйственного или сверххозяйственного суда. В результате

получается экономизм, как особое мироощущение и мировоззрение»(53, с.309).

Для этого мировоззрения экономика и соответственно экономические социальные

ограничения представляются центральными, их функции абсолютизируются. На

самом деле, это конечно не так, однако, роль экономических социальных

ограничений различна в разных обществах. Для современного общества

характерен рост удельного веса и значимости, экономических социальных

ограничений за счёт ослабления других звеньев этой системы.

«Просматривается опасная зависимость: деньги, освобожденные, согласно

рецептам монетаризма, от «архаичной» связи с натуральными экономическими

показателями, наращиваются тем свободнее и быстрее, чем полнее разрыв

соискателей денег со всеми правовыми и нравственными нормами» (322, с.183),

– писал А.С. Панарин. То есть, экономические социальные ограничения, по

сути, поглощают, конвертируют в себя другие виды социальных ограничений.

Результатом этого является резкое ослабление всех социальных ограничений

для узких групп финансовой элиты и пропорциональное возрастание этих

социальных ограничений для большинства.

Для современной социально-экономической системы характерна устойчивая

настройка на функцию перераспределения экономических ресурсов от

большинства к сверхбогатым. Ряд механизмов подобного устойчивого

перераспределения описан в книге А.К. Крыленко «Денежная держава – тайные

механизмы истории», а также в работах А.Д. Нечволодова, Р. Эпперсона и

других авторов (См. 28, 29, 96, 149, 267, 271, 278, 301, 484).

«Ростовщическая же система состоит в том, что частные лица – банкиры –

получают разрешение на выпуск денег, давая их под проценты правительству.

Деньги, выпускаемые банкирами, обеспечиваются богатствами, а проценты по

кредитам вынуждены платить налогоплательщики. В результате такой системы

все богатства нации оказываются безвозмездно переданными банкирам,

корпоративной группе частных лиц» (Цит. по 28, с.150), - указывал А.К.

Крыленко. Другой подобный механизм – это инфляция. «Кейнс и Ленин были,

несомненно, правы: ни один из миллиона не смог бы распознать истинную

причину инфляции! … «Инфляция берёт у старых, неорганизованных и бедных и

дает это тем, кто решительно управляет своими доходами… Доход

перераспределяется от стариков к людям средних лет и от бедных к

богатым»(484, с.66), - отмечал Р. Эпперсон. По Р. Эпперсону правительство,

допуская выпуск не обеспеченных товарами лишних денег, порождающих

инфляцию, узаконивает и покрывает подделку денег. В результате инфляции

происходит конфискация доходов тех, кто держит свои сбережения в деньгах,

но обогащение крупных собственников недвижимости, промышленности и земли,

которые дорожают опережающими инфляцию темпами. При этом «почему-то никто

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20