Реферат: Внутренний человек в русской языковой картине мира

В художественной речи, помимо номинативно-характеризующей и эмотивно-оценочной функций, средства наивной семантической категоризации получают особую, художественно-изобразительную нагрузку и выполняют связанную с ней эстетическую функцию. Литературное творчество требует от художника оригинальных композиционно-стилевых решений в репрезентации внутренних состояний персонажей, создания определенного эстетически-образного эффекта. В ходе решения этих задач автор обычно, оперируя категориальными и субкатегориальными смыслами, возбуждающими те или иные ассоциации, создает яркие, оригинальные образные выражения либо использует образный потенциал узуальных языковых единиц, актуализируя и обновляя их внутреннюю форму в результате разного рода структурно-семантических трансформаций. При этом следует заметить, что СК, получившие оригинальное индивидуально-авторское воплощение в речи, как правило, обусловлены художественным замыслом произведения, «вписаны» в его фабулу, органичны общей тональности авторского отношения к героям, духу воспроизведенного исторического времени.

Таково, например, индивидуально-авторское использование известного фразеологизма  переполнить чашу терпения, сопровождающееся экспликацией его образной основы 'человек как заполненный эмоциями сосуд': Прочитав огромное количество печатных изданий я, Дарья Донцова, узнала о себе много интересного. Например, что я была замужем десять раз, что у меня искусственная нога… <…> Так вот, дорогие мои читатели, чаша моего терпения лопнула, и я решила написать о себе сама (Д. Донцова). Оживление внутренней формы устойчивого выражения происходит в результате изменения его компонентного состава, что позволяет актуализировать в сознании читателя «сценарий» ситуации, лежащей в основе косвенной номинации внутреннего состояния человека (сосуд переполняется веществом  --> сосуд лопается  под давлением вещества), и позволяет автору создать яркое по силе выразительности речевое сообщение о своей эмоциональной реакции на событие.

В научной речи прагматический потенциал СК, использующихся для непрямой, образно-ассоциативной манифестации явлений психики, также значителен. Обобщенный и абстрагированный характер научного мышления (определяющий специфику данной формы сознания на фоне других  – дотеоретической (обыденной) и внетеоретической (религиозно-мифологической, художественной) не предполагает, однако, что научная речь должна быть совершенно безобразна и неэкспрессивна. Исследования в области психологии научного творчества и языка науки показывают, что «мышление и его языковое выражение даже на самом абстрактном уровне не может быть совершенно лишено оценочности, воображения, интуиции и экспрессии» [Кудасова 1983: 24]. Современная наука не ограничивается областью искусственно сконструированных абстрактных объектов, формирующих рационально обработанный образ мира, - ей не чужды и картинно-образные облики мира, представляющие его в реально подобных формах.

Традиционно в лингвистике образность не относится к числу неотъемлемых качеств научного стиля, понимаемого как феномен языка, система-инвариант. О ней говорят применительно к научной речи, ее функционально-стилевым разновидностям (жанрам), конкретным речевым произведениям, формирующимся в особых экстралингвистических условиях и обусловленным определенными коммуникативными потребностями (акцентирование концептуально значимых положений теории, активизация мыслительной деятельности и воображения реципиента, нацеленность на пояснение, конкретизацию мысли, популяризация знаний и др.) [Кожин 1982; Кожина 1993; Котюрова 1997; Кудасова 1983; Маевский 1987].

Речевая образность используется в научных текстах разных жанров, выполняя при этом разнообразные прагматические функции. В жанрах, связанных с описанием эксперимента, новых научных фактов, изложением гипотез и т. п., стремящихся к точности, лаконичности, недвусмысленности формулировок и ориентированных на специалистов, «выбор образного способа выражения научной мысли предопределяется прежде всего гносеологической необходимостью, и, следовательно, ведущей здесь является экспрессивно-гносеологическая функция» [Кудасова 1983: 25]. Исследования научного дискурса, в частности, показывают, что эмпирические тексты-сообщения (например, описания опытных данных), с присущей им декларативностью, описательностью, требуют меньших лингвокреативных усилий, чем теоретические тексты-фиксации, отражающие сам процесс индивидуального рассуждения, разработки отдельных проблем, поиска убедительных доказательств и др. [Котюрова 1997: 63]. Гносеологический статус образных средств в текстах второго типа заключается в том, что они выступают как форма (инструмент) активного теоретического осмысления действительности, ибо обладают креативной ценностью. Метафоры, сравнения позволяют «отобразить в языковой форме чувственно не воспринимаемые объекты и сделать наглядной невидимую картину мира… воспринимаемую за счет вербально-образных ассоциаций составляющих ее слов и выражений» [Телия 1998: 180]. Таков механизм, при помощи которого становится возможным описание теоретических объектов исследования, не представленных непосредственно в нашем опыте, создание и манифестация разного рода мыслительных конструкций.

В тех жанрах научной речи, где на первое место выходит не констатация фактов, обоснование гипотез, точное и системное освещение научных вопросов, а оценочное отношение к ним, полемическая сторона научной деятельности или просветительские, дидактические цели (например, в жанре лекции, научной рецензии, публицистической статьи, научно-популярном жанре), образность получает экспрессивно-интеллектуальную функциональную направленность. Она заключается в возбуждении мыслительной деятельности, воображения, воздействии на эмоциональную сферу реципиента с целью вызвать у него определенный интеллектуальный отклик, повлиять на фонд его знаний [Кудасова 1983; Каражаев, Джусоева 1987; Кожин 1982].

Наблюдения показывают, что использование средств наивной семантической категоризации позволяет создавать картинно-образные облики мира, в том числе внутреннего мира человека, и определяет жанрово-стилевую специфику научно-популярных текстов. Если научный текст предполагает широкие возможности проявления творческого начала главным образом в содержательном (информационном) направлении, сочетающегося с речевой стереотипностью оформления, то научно-популярный текст характеризуется преобладанием нестандартностью речетворчества, ярким проявлением  авторского начала в выборе формы для передачи научного содержания, в частности широким привлечением экспрессивных языковых средств [Маевский 1997: 73]. Языковые средства, реализующие образно-ассоциативный потенциал универсальных СК, выполняют функцию разъяснения научных положений неподготовленному читателю, «благодаря чему создается доступность изложения (совмещающаяся с занимательностью, выразительностью, эмоциональностью описания) как одна из главных стилеобразующих черт, составляющих в сочетании с научностью изложения конструктивный принцип, лежащий в основе формирования научно-популярного стиля» [Маевский 1987: 123].

Как и в художественной речи, семантические категории, формирующие систему выразительно-изобразительных средств языка, в научно-популярном повествовании могут не только иметь «точечную» речевую реализацию (в рамках отдельного высказывания), но и охватывать текст целиком или его определенную композиционную часть [Кудасова, 1983; Кириченко 1997]. В первом случае они, как правило,  представлены в виде неразвернутых метафор, единичных образных сравнений, воспринимаясь как инкрустация в научном изложении, облегчающая восприятие  и усвоение отдельных понятий (см., например, описание механизмов психики человека при помощи метафор и метонимий: Амнезия – «забывание», вытеснение чего-то неприятного – изучена очень хорошо… Анестезия… гораздо менее изучена. Человек как бы «отрезает» голову от тела, от целого мира ощущений (М. Жамкочьян). Во втором случае СК формируют сложный, развивающийся образ реальности, обеспечивающий цельность, смысловое единство текста, его фрагмента. Вот один из типичных примеров актуализации, варьирования универсальных категориальных смыслов: В каждом из нас живет своя музыка. ‹…› Поэтому, прежде чем начать звучать самому. Послушайте тональность собеседника. Почувствуйте то, что его волнует. Вдумайтесь в это слово: ВОЛНУЕТ. Разглядите душевное волнение (не обязательно шторм), определяющее погоду в душевном мире вашего собеседника (Н. Козлов). Репрезентация психологического состояния личности в контексте данных научно-практических рекомендаций  осуществляется в процессе метафорического развертывания исходного образа-мотива «музыка» (трудно уловимое состояние души собеседника как воспринимаемое человеческим ухом звуковая волна, музыкальный тон), его трансформации в результате языковой игры, сопровождающейся экспликацией внутренней формы предиката волновать (волнение души как колебание звуковых волн, мелодия --> волнение на море, шторм).

Подобные примеры показывают, как в процессе индивидуально-авторского использования сукатегориальных образов реальности, формирующих систему экспрессивно выделенных частей научно-популярного сообщения создаются «яркие зарисовки, с помощью которых в увлекательной наглядной форме дается довольно обширная научная информация, легко воспринимающаяся и запоминающаяся читателем» [Маевский 1987: 120], «актуализируются важные элементы смысла, возбуждающие  мыслительную деятельность… посредством создания эмоциогенных ситуаций» [Кириченко 1997: 61].

Помимо того, что СК используются в качестве инструмента языковой репрезентации явлений психики, выступают в качестве экспрессивной формы описания сообщений о внутренних состояниях человека, формируют эстетически и концептуально значимые образно-ассоциативные комплексы, помогающие наглядно, убедительно, выразительно представить модель «внутренней вселенной», они могут становиться элементами содержания сообщения, его смысловым центром. В этих случаях наивные представления, стоящие за тем или иным средством, способом наивной категоризации психики и формирующие ЯКМ, становятся источником современного «мифотворчества». Результат такого прагматического использования семантического потенциала пространственной семантической категории, формирующей внутреннюю форму целого ряда языковых единиц и конструкций (погрузиться в думы, глубокий человек, широта души, котелок («голова»), всплывает в памяти что и др.), на материале художественной прозы Л.Н. Толстого были описаны и прокомментированы М.П. Одинцовой [Одинцова 2000а: 10-11]. Аналогичные наблюдения на материале древнегерманских мифов были сделаны Т.В. Топоровой, доказывающей, показавшей, что семантическая мотивировка языкового знака представляет собой компрессию содержания текста мифа, источник мифологических мотивов, определяет сюжет мифа, его образный ряд [Топорова 2000].

Итак, прагматический потенциал СК, использующихся в процессе непрямой, образно-ассоциативной языковой манифестации явлений психики, довольно широк (от создания оценочных, квалификативно-характеризующих выражений, экспрессивного оформления сообщения до концентрации содержания текста). Его реализация осуществляется в условиях жанрово-стилевой дифференциации речи  и зависит от интенций говорящего, от ряда стилеобразующих факторов (сфера социокультурной деятельности, осведомленность адресата, основная коммуникативная цель и связанные с ней частные целеустановки и др.), обусловливающих специфику того или иного типа текста.

Подводя итог вышеизложенному, следует сказать, что в качестве специальных задач прагмастилистического анализа исследуемых семантических категорий, осуществляемого в описательных частях настоящего исследования, выделены следующие:

1)   прагмастилистическая характеристика речевого материала в аспекте стандартного (стереотипного) – индивидуального (окказионального) использования средств наивной (образной) семантической категоризации;

2)   оценка стилистического использования тех или иных образных средств, формирующих категориальные и субкатегориальные смыслы в описываемом семантическом пространстве внутреннего человека, с одной стороны – как коннотитивных, с другой – как содержательно  значимых с композиционной и идейно-эстетической точек зрения;

3)   обобщение наблюдений над функционально-стилевой и речежанровой спецификой анализируемого материала в художественном, научном, разговорном, религиозно-мифологическом и некоторых других видах дискурсов.

Выводы

1. Обращение к данным современной отечественной лингвоантропологии показывают, что моделирование глобального языкового образа внутреннего человека как особого фрагмента русской ЯКМ, с присущими ему концептуальной неоднородностью, неосознанным характером, многообразием средств и способов репрезентации, слабой упорядоченностью, представляет собой достаточно сложную задачу, требующую для своего решения особых методов.

Обобщение опыта исследований по указанной проблематике позволяет выделить несколько таких методов. Системное описание внутреннего мира человека может быть получено: а) в рамках наивной «анатомии» и «физиологии» – в виде сложной системы образов органов внутренней жизни, как бы функционирующих внутри человека и совместно с органами тела обеспечивающих возникновение и проявление психических состояний и реакций; б) в аспекте его симптоматики – как система внешних «знаков» внутренних состояний; в) через систему ключевых (концептуальных) метафор – в виде образной парадигмы;

г) сквозь призму максимально абстрактных понятий, формирующих образную «грамматику иносознания» и отсылающих к универсальным формам познания мира.

Методологическая основа диссертационного исследования была выработана в результате интеграции основных положений, принципов, результатов указанных методов и состоит в идее описания языкового образа внутреннего человека при помощи воплощенных в языковой системе универсальных категорий, представляющих основные способы осмысления и языковой репрезентации событий психической сферы и обладающих значительным образно-ассоциативным потенциалом. В качестве основного инструмента исследования используется понятие межуровневой СК.

2. Формирование понятия категории в лингвистике представляет собой достаточно длительный процесс (конец ХIХ – начало ХХI вв.), на разных этапах которого были выделены понятийные категории, собственно языковые категории - морфологическая, синтаксическая. Постепенно были накоплены знания о дифференциальных признаках разных категорий: их системном воплощении в языке, когнитивном характере, уровневой принадлежности, иерархическом устройстве, наличии межкатегориальных связей и др. Экскурс в историю понятия СК показывает, что в науке не были выработаны дефиниции, необходимые для адекватного категориально-семантического описания языковых образов явлений психики. В сферу внимания исследователей не попали изменения в содержании и способах языкового выражения универсальных СК, перенесенных  из сферы репрезентации мира внешнего, физического в сферу интерпретации мира внутреннего, психического.

3. Воплощаясь в языке в виде отвлеченно-понятийных инвариантов значений разноуровневых единиц и их комбинаций, СК представляют собой активные по отношению к речевому замыслу семантические формы, обладающие специфическим образно-ассоциативным и прагматическим потенциалом. Его реализация осуществляется в условиях жанрово-стилевой дифференциации речи  и зависит от интенций говорящего, от ряда стилеобразующих факторов (сфера общения, адресат, основная коммуникативная цель и связанные с ней частные целеустановки и др.), обусловливающих специфику того или иного типа текста.

Глава 2. Семантическая категория пространства как способ

языковой репрезентации внутреннего человека:

образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал

Среди базовых категорий познания внешнего мира, перенесенных в сферу восприятия и языковой репрезентации внутреннего мира человека и сохранивших за собой такой же статус в этой области, особое место отводится категории пространства [Телия 1987; Кубрякова 1999; Одинцова 1991; Пименова 1999].  Охарактеризуем лексико-грамматическую базу  пространственных образов психических феноменов, представим основные семантические  субкатегории и субкатегориалльные семантические модели  ассоциативной пространственной репрезентации  внутреннего человека, сопроводим их прагмастилистическими наблюдениями и комментариями.

2.1. Лексико-грамматическая база пространственных образов

внутреннего человека

Подобно всем другим рассматриваемым в работе СК, категория пространства не имеет жесткого уровневого характера. Обратимся к лексико-грамматической базе пространственных образов внутреннего человека. В русском языке выработан целый ряд средств и способов пространственного образно-ассоциативного представления самых разнообразных явлений психической сферы. Важнейшим способом  такого семантического моделирования является вторичная номинация, и прежде всего метафоризация, которая заключается в использовании лексических единиц с предметно-пространственным значением в новой для них функции – пространственной характеризации идеальных по своей природе явлений, формирующих образ  внутреннего человека. Значение целого ряда лексических и фразеологических единиц мотивируется как пространственное образно-переносное, например: глубокие знания, прямой ум, котелок («голова»), ума палата, лезть в бутылку, криводушный человек, прямой («открытый, откровенный») характер, уйти в свою скорлупу («замкнуться в узком круге своих интересов, переживаний»), Диоген в бочке («о скрытном, замкнутом человеке») и т. п.

Средства, создающие пространственный языковой образ внутреннего человека, формируются не только в лексике, но и в грамматике. Речь идет прежде всего о так называемой грамматической метафоре, суть которой заключается в «опредмечивании» грамматическими средствами языка состояний, процессов, качеств,  что и позволяет репрезентировать непредметные, чувственно невоспринимаемые сущности в виде предметно-вещественных аналогов  [Телия 1987: 71-72; Телия 1998: 176-177], заимствуя при этом их квалификативные и квантитативные характеристики, как-то: вес, размер, исчисляемость / неисчисляемость, мягкость / твердость,  гибкость, холистичность / партитивность и др.

Разнообразные феномены внутреннего мира человека выступают в языке как  квазипредметы (имена одних из них появились в результате грамматического «опредмечивания», например: грусть, мысль, любовь и т. п.; имена других не имеют в современном русском языке исходного предиката со значением психического состояния, качества, действия, например: страсть, совесть, воля и др.) и в качестве таковых получают возможность пространственной образно-ассоциативной интерпретации. Они не только получают метафорические определения с предметно-пространственным значением (примеры см. выше), но и могут легко образовывать грамматические формы с обобщенным (категориальным) пространственно-предметным значением и занимать позиции пространственных определителей предикатов, выступая как конститутивные или неконститутивные члены предложения, или, на семантическом метаязыке, - как аргументы и сирконстанты. Таковы перечисленные ниже типовые падежные и предложно-падежные формы, своим обобщенным категориальным значением грамматически уподобляющие внутреннего человека предметно-пространственным реалиям:

1. Директивы (от англ. (to) direct  - направлять, указывать путь; термин  Г.А. Золотовой, см.: [Золотова 1988: 430]), грамматически репрезентирующие психические феномены в виде квазипредметов, относительно которых сориентированы направленное движение, положение других предметов или действия с ними:

· исходная  (отправная) точка движения, перемещения предмета (директив отвечает на вопрос откуда?), например: ИЗ + род. падеж имени (выводить из терпения, выводить из раздумья, выпадать из памяти и синонимичные ему - сглаживаться из памяти, стираться из памяти  т. п.), ОТ + род. падеж имени (жалеть от всего сердца);

· конечная точка или ориентир направленного движения (директив отвечает на вопрос куда?), например: В + вин. падеж имени (врезаться в память, приводить в чувство, удаляться в воспоминания), ДО + род падеж имени (взволновать до глубины души / сердца, довести до какого-л. состояния), НА + вин. падеж имени (навести на мысль, взять грех на душу);

· положение, направление движения одного предмета относительно положения, движения другого предмета (вопрос относительно кого, чего?), например: ПРОТИВ + род. падеж имени (идти против совести, сделать что-л. против своего желания).

2. Локативы (локализаторы), сжимающие мир (область бытия, существования) до формирующих внутреннего человека феноменов (органов и сред «душевной» жизни, отдельных психических состояний и качеств) – «микромиров, обладающие своим «пространственным» и соответствующим им «предметным» содержанием» [Арутюнова, Ширяев 1983:: 74]. На вопрос где? отвечают такие локативные формы, как например: НА + предл. падеж имени (иметь голову на плечах, на душе покой), В + предл. падеж имени (в душе печаль, находиться в како-л. состоянии, быть не в настроении, вертеться в голове), ПОД + твор. падеж имени (находиться под впечатлением).

Наблюдение показывает, что в речевых сообщениях о внутренних состояниях человека чаще всего используются грамматические формы с предлогом В: Если его (Петра Великого. – Е.К.) не завести, то он удалялся в себя, что-то шептал, бормотал, чему-то улыбался (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим); Это отложилось где-то в тайниках души, я бы сказал – в подсознании (из телебеседы с Ю. Кимом.); Слова молитв, гимны, благодарения и покаяния, которые выливались из глубины сердца великих поэтов, святых, боговидцев, драгоценны для нас (А. Мень. Таинство, Слово и Образ); …Зритель сегодня приходит в театр развлечься, посмеяться и не хочет переживать, принимая на себя чужую боль (из интервью с В. Алексеевым); Она сроду не терпела одиночества... и заскребло, и засосало на сердце (Ф. Абрамов. Алька).

Еще один способ пространственной репрезентации внутреннего человека –это использование так называемой субстантивной метафоры  в предложениях подобия, или так называемой таксономической предикации [Арутюнова 1990: 17-20]. Их отличительная особенность состоит в эксплицикации вспомогательного субъекта (конкретного предметно-пространственный объекта, втянутого в сферу образно-ассоциативной репрезентации психического мира.) и импликации признака, послужившего основой такого уподобления. В высказываниях с субстантивной метафорой в синтаксической позиции предицирующего компонента внутренний человек, как правило, предстает в аксиологически насыщенных образах физической реальности, например: Голова без ума – пивной котел (посл.), У него совесть – дырявое решето (посл.), У него голова – настоящий Дом союзов (из разг.). Вспомогательный субъект метафоризации, который тесно связан в сознании говорящего и реципиента с определенной смысловой областью, занимаемой некоторое положение в системе человеческих ценностей, вводит объект изображения в сферу действия оценочной шкалы и, таким образом, выступает в качестве катализатора оценочной реакции. Так, область социальной политики, общественных интересов, на которую указывает выражение Дом союзов, традиционно относится к более «высоким» сферам жизни, чем ограниченный узким кругом повседневных, «мелких» потребностей область быта, манифестируемая именами утилитарных предметов решето, котел. Характер оценки определяется следующим образом: в первых двух примерах это отрицательная оценка интеллектуальных и моральных качеств личности, в последнем – положительная оценка умственных способностей человека.

Субстантивной метафоре близко образное сравнение,  суть которого состоит в уподоблении психических феноменов предметно-пространственным объектам, как правило сопровождающемся  указанием на основание такого уподобления – на статические и динамические признаки вспомогательного субъекта, приписываемые явлениям внутреннего мира. Таково, например, художественное описание крайне неторопливого мыслительного процесса, в основе которого лежит сравнение потока мыслей с медленным движением воды в озере: Мысли мои тоже почти останавливали свой бег и плескались едва заметно, как холодные воды стоячего озера (М. Юденич. Я отворил пред тобою дверь…).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16