Реферат: Внутренний человек в русской языковой картине мира

Выделение  особой разновидности этих универсальных отношений смыслового взаимодействия, предложенное Н.Ю.Шведовой и А.С.Белоусовой, - контаминации - представляется нам возможным, но далеко не обязательным, поскольку основанием выделения последней является чисто формальный признак. При контаминации имеет место нерасчлененное выражение комплекса взаимодействующих СК: "несколько смыслов выражаются одними и теми же языковыми средствами, в них сливаются" [Шведова, Белоусова, 1995, с.34]. Скрещивание категориальных смыслов наблюдается на самых разных языковых уровнях. В лексике это, например, сложные слова типа хожено-перехожено, писаный-переписаный[5], сочетающие в своих значениях СК количества и времени ("много раз в прошлом"). Категориальный синкретизм обнаруживают компоненты словосочетания, формирующие валентность лексемы. А.Д. Апресян описал два типа такого рода явлений [Апресян, 1974)]:

а) компонент словосочетания реализует одновременно несколько валентностей слова (см. синкретизм инструментальных и орудийных отношений в словосочетании  стрелять ракетами при возможности их раздельного выражения: стрелять патронами (средство), стрелять из ружья (орудие));

б) компонент словосочетания реализует только одну валентность, но она выражает  несколько валентных значений (такова предложно-падежная форма В + пред. п. имени со значением лица и места в словосочетании узнать в дирекции).

Категориальный синкретизм демонстрируют словосочетания, выпадающие из традиционной типологии словосочетаний, учитывающей характер смысловых отношений между элементами структуры. Такие словосочетания обнаруживают комплекс отношений, например объектно-обстоятельственных: лететь лесом (где? и над чем?), пахнуть сиренью (как? и чем?). Многозначность грамматических форм обнаруживает себя в составе определенных синтаксических конструкций. Категориальный  синкретизм, например, демонстрируют словоформы, занимающие позицию так называемого субъектного детерминанта  - в неопределенно-личных предложениях: Дома станут волноваться (дома = место + лица (одуш. субъекты) в неопределенном количестве); безличных: Ветром снесло крышу (ветром =  субъект + средство + причина (каузатор)); инфинитивных: Тут вам поворачивать[6] (вам = субъект + объект). В традиционном синтаксисе подобная смысловая контаминация, обнаруженная в присловных и приосновных распространителях, получила название синкретизма членов предложения, см. [Касаткин, 1995, с. 330].

2. Отношения противоречия связывают семантические категории, находящиеся на одной ступени членения одной и той же СК более высокого уровня и формирующие в совокупности со средствами выражения внутри этой СК оппозицию ("невольность осуществления" - "волитивность действий", "перемещение куда" - "перемещение откуда", "единичность" - "множественность", "одушевленность" - "неодушевленность (предметность)" и т.п. Эти внутрисистемные отношения могут проявляться и в речи, при столкновении в узком контексте языковых средств, выражающих противопоставленные СК, при этом противопоставление либо актуализируется, либо нейтрализуется.

В одних случаях происходит процесс, аналогичный тем, которые известны лингвистам под названием нейтрализацией фонем и нейтрализацией граммем, и заключающийся в снятии смыслового противопоставления членов одной категории. В этих случаях семантика одних элементов оппозиционного ряда поглощает, перекрывает семантику других его элементов. См., например, проанализированный Т.И. Стексовой [Стексова, 2001] текстовый фрагмент, в котором оказалось снятым смысловое противопоставление языковых средств по признаку присутствие волевого начала в осуществлении действия:

Ноги меня не держат; я опускаюсь на скамейку; я задыхаюсь; я всплескиваю руками и мотаю головой, как актриса Камерного театра в трагической сцене. (А. Мариенгоф)

У глаголов активного, целенаправленного действия опускать, мотать, всплескивать, поставленных в один ряд с глаголом невольного действия задыхаться и синтаксической конструкцией двусоставного предложения с неличным субъектом, интерпретирующей ситуацию как происходящее помимо воли человека: Ноги не держат, нейтрализуется семантический компонент невольности.

          Подобные процессы наблюдаются и в словообразовании - это "зачеркивание" категориальных смыслов, выраженных разными морфемами, при синтезе значения многоморфного слова, см., например, категориальное, предметное, значение деривата жалость как результат последовательного снятия противоречия между морфемами, несущими разные категориальные смыслы: жалость- ( категориально не определен) à -ость- (значение предмета) à -лив- (признак) à -ость- (предмет) = категориальное значение слова в целом.

          В других случаях имеет место целенаправленная актуализация смыслового противопоставления: сталкиваясь, члены оппозиции накладываются друг на друга и образуют сложные смысловые комплексы. В подобных случаях мы имеем дело с особым коммуникативным ходом, позволяющим говорящему сформировать у адресата сообщения необходимую модель ситуации и вызвать запланированную реакцию. Так, ситуация ухода человека с работы, описываемая известным выражением Его ушли с работы, получает принципиально иную интерпретацию, нежели в высказываниях Его уволили или Он ушел с работы. Бросающаяся в глаза смысловая противоречивость, создаваемая за счет употребления глагола активного, самостоятельного действия в составе пассивной конструкции  (ориентированной на инактивность носителя предикативного признака), которая противоречит его грамматическому значению (непереходный глагол управляет вин. падежом имени), представляет ситуацию как результат вынужденного решения: действие совершено субъектом осознанно, самостоятельно, однако не по собственной воле [Стексова, 2001, с. 136].

3. Усиление (интенсификация) определенного категориального смысла, выраженного одновременно несколькими языковыми средствами, также представляет собой особый прием, используемый в речевой практике. Актуализированная целым комплексом средств, СК формирует прагматически значимый языковой образ предмета речи.  Обратимся к примеру. Психическое, интерпретируемое как активное, осознанное человеком действие получает свое регулярное воплощение в предложениях, построенных по глагольной модели, в которых субъект состояния занимает грамматически независимую синтаксическую позицию самостоятельно действующего лица - агенса, распространяющего свою активность на внешние объекты (Я полюбил  тебя; Она обдумывает наше предложение). Однако помимо этих регулярных языковых средств выражения СК в речи используются и другие, контекстуальные, позволяющие усилить семантику активности, осознанности осуществления и сформировать таким образом у адресата желаемую модель психологической ситуации. Вот некоторые из средств и способов интенсификации грамматически "заявленного" категориального смысла осознанности "внутренних" действий человека, обнаруживаемые в художественной речи:

·      Метафорическое обозначение предиката внутреннего состояния (психическое состояние как манипулирование предметами) и его постановка в один ряд с предикатами физического действия, самостоятельного перемещения:

Вот Бенедикт: с утра из дому по солнышку шел, снегом поскрипывал, мысли всякие хорошие вертел, и все ему было нипочем. (Толстая Т. Кысь) В данном высказывании ментальный процесс (обдумывание) представлен как манипуляционное действие человека с "предметами" психики и подводится под одну категорию с самостоятельным передвижением (идти), вызывающим шумовой эффект (поскрипывать).

·     Введение в предложение сравнительного оборота, основная цель которого - уподобление "внутреннего" события целенаправленному внешнему действию человека:

Она почувствовала острый укол в сердце, но отогнала от себя тревогу, как назойливую муху (М. Юденич. Я отворил пред тобою дверь…). В данном высказывании с весьма будничным занятием (отгонять мух) сравнивается действие человека во внутреннем мире, направленное на достижение психологического комфорта, спокойствия (регуляция мыслительного процесса). На основе интенсификации СК может быть построено не одно высказывание, целый текст, пример тому - стихотворение Н. Заболоцкого "Не  позволяй душе лениться…", в котором СК активности, осознанности действия, использованная в концептуализации отношений человека со своей душой и отображенная целым комплексом  языковых средств, в том числе образных, является ключом к пониманию идеи автора: только контроль своих внутренних процессов, готовность что-то изменять в себе обеспечивает душевное здоровье личности.

  4. Под превращением (метаморфозой) мы понимаем переход от одной СК к другой СК, сопровождающийся полной переменой ракурса изображения в процессе речевой концептуализации определенного фрагмента действительности. Вообще-то категоризация и концептуализация как особые когнитивные процедуры обработки информацию мире разводятся лишь как объекты научного изучения, в повседневной же практике, по мнению самих ученых, они не существуют врозь, а тесно переплетены друг с другом [Фрумкина 2001, с. 62-63; Лукашевич, 2002, с.69]. Эта связь легко обнаруживает себя в детской речи, когда ребенок пытается осмыслить новый для него предмет с помощью взрослых,  последовательно подводя в своих вопросах объект под рубрики своего опыта с тем, чтобы, определив его сходство или тождество с уже известным, поместить его на определенное место в картине мира. Представленная ниже серия вопросов, заданных ребенком, впервые увидевшим ананас, демонстрирует взаимосвязь категоризации и концептуализации (наблюдение Р.М. Фрумкиной):

-     Он настоящий? (Подведение под категории "съедобное" - "несъедобное".)

-     А он сладкий или кислый? (На языке ребенка, по-видимому, означает отнесение к одной из рубрик опыта: "вкусное" - "невкусное".)

-     А мне можно? (Сигнал того, что осмысление объекта закончено: поняв, что перед ним нечто, похожее на хорошо знакомые вкусные вещи, ребенок просит разрешения полакомиться им.)

Траектория перемещения объекта осмысления внутри категориальной системы человека обусловливается целым рядом факторов: объективных (прежде всего особенности сложившейся ситуации; в нашем случае  местонахождение фрукта подсказывает направление категоризации: на тарелке à актуализируются категории, формирующие фрагмент картины мира "пища") и (субъективных (индивидуальный опыт человека, его ментальные привычки и т.п.). Так, количественный набор элементов категориальной системы у ребенка, только открывающего мир, безусловно, будет иным, чем у взрослого человека, накапливающего на протяжении всей своей жизни опыт познания действительности.  Актуальность одних и тех же категорий, задействованных в формировании определенного фрагмента картины мира, у них также будет различной: в рассмотренной ситуации для ребенка наиболее значимыми оказались категориальные признаки, связанные со вкусом фрукта, в то время как для взрослых приоритетными могут оказаться категории полезности, экологичности, энергетической ценности и т.п.

Язык предоставляет на выбор говорящего целый арсенал инструментов категоризации, позволяющих репрезентировать один и тот же объект по-разному, в зависимости от выбранной точки зрения. В процессе реализации своего речевого замысла мы всякий раз делаем такой выбор. Пропозиция высказывания о мире представляет собой результат концептуализации определенного, изначально недискретного человеческого опыта в процессе выделения в нем некоторого количества дискретных элементов и подведения их под определенные категории мышления, воплощающиеся в семантике языковых средств и их определенных комбинациях.  Семантическая категоризация объекта в процессе реализации речевого замысла неизбежно сопровождается  редукцией наших представлений о нем, ибо, как уже было сказано, категоризация по своей сути есть сжатие многообразия. Прибегая к использованию определенного комплекса языковых средств, реализующих в своей семантике некую когнитивную категорию, мы тем самым акцентируем внимание на какой-то одной, существенном с нашей точки зрения, стороне предмета, и затемняем  все прочие аспекты нашего опыта, неактуальные в свете конкретного речевого замысла. Так, мы легко "маскируем" способность субъекта к самостоятельному активному действию, грамматически представляя его как пассивного участника ситуации, объекта воздействия некой субстанции (другого человека, предмета, внешней силы и др.), ср.: В опросе приняли участие сто тысяч человек. - Было опрошено сто тысяч человек. Выбирая определенный способ семантической категориации, говорящий сохраняет за собой право изменить ракурс изображения ситуации. Категориальная метаморфоза как раз и представляет собой реализацию этого права в пределах определенного высказывания, текстового фрагмента. В этом проявляется специфическая особенность человеческого мышления, получившая в когнитивистике название принципа обратимости позиции наблюдателя. Автор данного термина, Е.С. Кубрякова, объясняет его суть следующим образом: "… при рассмотрении любого объекта в мире и вселенной выбор перспективы его рассмотрения хотя субъективен, но, будучи установленным, он в дальнейшем может быть всегда изменен, причем позиция наблюдателя может смениться на обратную" [Кубрякова, 1999, с.8]. Такое произвольное изменение позиции, и даже целый ряд метаморфоз, возможно в пределах одного высказывания, например:

Любил он страстно, до безумия и ничего не мог  сделать с этой своей любовью - никак не отпускала она его, только сильнее мучила. Ситуация любви в процессе языковой концептуализации претерпевает целый ряд изменений: сначала любовь представлена как процессуальный признак, приписанный лицу - самостоятельно действующей субстанции (субъекту состояния), занимающей агентивную позицию, затем, грамматически опредмечиваясь, она сама превращается в субстанцию - объекта воздействия (грамматически зависимая форма твор. п.), а после - в результате олицетворения – в агенса (грамматически независимая форма им. п. ), распространяющего свою активность на объект (реального субъекта состояния). Категориальная метаморфоза, таким образом,  - это особый речевой прием, коммуникативный ход, позволяющий формировать концепты как сложные, динамически развивающиеся смысловые образования.

Выделенные типы взаимоотношений СК в языке и речи схематично могут быть представлены следующим образом:

·      Комплементарность: А + В = АВ

·      Противоречие: нейтрализация  А - В = А, усложнение смысла А - В =  = С.

·      Интенсификация: А • А • А •… = Аn

·      Превращение: А à В à С à …= Х

Примечание. В левой части уравнений представлены СК, вступающие друг с другом в определенные отношения (разные СК обозначены разными буквами), в правой - их результат, воплощенный в языковой семантике. Знак "плюс" указывает на отношения взаимодействия (смысловой кооперации), "минус" - на смысловые оппозиции, "умножить" - на нанизывание однотипных СК, их взаимное усиление, знак степени свидетельствует о предельной актуализации категориального смысла, стрелки означают переходы-превращения.

В качестве рабочего определения межуровневой СК, учитывающего особенности объекта семантического моделирования (мир в работе используется следующее. Межуровневые СК внутреннего человека – это разнообразные образно-ассоциативные представления о психике, конвенционально (стереотипно) или окказионально (индивидуально) интерпретируемые языковым сознанием наивного носителя языка как частные случаи репрезентации (и соответствующего воплощения средствами лексики, фразеологии, грамматики, текста) абстрактных сущностей, аналогичных столь же абстрактным субстанциям – образам непосредственно (сенсорно) воспринимаемых реалий внешнего по отношению к человеку мира, таким, как пространство, субъект, объект, инструмент.

Прежде чем обратиться непосредственно к рассмотрению системы семантической категоризации разнообразных явлений психической сферы личности, определим содержание прагмастилистического аспекта категориально-семантического описания языкового образа внутреннего человека.

1.3. Прагмастилистический аспект описания языкового образа

внутреннего человека

Прагмастилистика сформировалась как междисциплинарная научная область, возникшая на стыке стилистических и прагматических исследований речи. Обнаруживая общность исторических предпосылок (назревшая в языкознании к 60-м гг. ХХ в. потребность в изучении динамического аспекта языка), устремлений и объекта исследования (речевая коммуникация как функционирование языка в процессе речевой деятельности и ее результатах – текстах), прагматика и стилистика развивались на протяжении прошлого столетия параллельно, неизменно обнаруживая точки соприкосновения и взаимодействия [Кожина 1997; Кожина 2003; Котюрова 1997; Майданова, Соболева 1997].

Стилистика уже в силу своего предмета оказалась связанной с прагматикой. Во-первых, типовые сферы общения, обслуживаемые функциональными стилями, обусловливают их прагматическую заданность, а во-вторых, для ряда стилей (в частности, официально-делового, газетно-публицистического) прагматический компонент является определяющим в дифференциации жанров [Майданова, Соболева 1997; Рудозуб 1999]. Обе научные дисциплины  изучают речь и сосредоточивают свое внимание на выборе средств для достижения цели коммуникации (в стилистике это общее назначение конкретной сферы общения, в прагматике это «сиюминутная» цель конкретного речевого действия) [Кожина 1997]. Связь стилистики  и прагматики обнаруживается также и в том, что проблема выбора эффективных способов и средств языкового отображения межличностных отношений 'адресант - адресат' (формирующее прагматическую категорию модальности) решается именно на уровне отдельных стилей и жанровых разновидностей речи [Маевский 1997; Майданова, Соболева 1997].

В процессе своего развития стилистика и прагматика все более сближались, устремляясь навстречу друг другу: стилистика шла от изучения более общих объектов, функциональных стилей, к более частным, жанровым разновидностям последних, «образу автора», композиции текста; прагматика, наоборот, - от отдельного речевого акта к дискурсу, типологии текстов [Кожина 1997: 6]. Таким образом, постепенно закладывались основы для образования особой научной области - прагмастилистики, основной задачей которой стало использование достижений одной науки для обогащения другой [Там же]. В центре ее внимания оказались вопросы речевого общения и поведения (взаимоотношения партнеров по коммуникации) в различных ситуациях общения для достижения определенных целей; в связи с этим – проблемы средств и способов воздействия на адресата в разных стилевых и жанровых формах, вопросы успешности речевых актов, стилистического статуса изобразительных и выразительных средств языка, прагматические функции тропов и фигур, типы речевого реагирования на стимул и др.

Определение общих закономерностей целенаправленного, прагматически нагруженного использования средств образной семантической категоризации в условиях жанрово-стилевой дифференциации речи, сопутствующие этим наблюдениям  лингвокультурологические комментарии отдельных субкатегориальных образов явлений психики составляют прагмастилистический аспект описания языкового образа внутреннего человека.

Богатство, бесконечное разнообразие образного содержания СК, обусловленные ассоциативным характером человеческого мышления, создают оптимальные условия для усиления выразительности и изобразительности высказываний, обеспечивая потребности в самовыражении (разработке оригинальных способов в передаче всевозможных нюансов психических состояний), привлечение внимание адресата и воздействие на него (его чувства, мысли, воображение). Этот прагматический потенциал СК реализуется в речи, в рамках определенных стилистико-речевых систем, подчиненных выполнению конкретных коммуникативных задач, будь то формирование у адресата необходимой эмоциональной или интеллектуальной оценочной реакции (в художественной речи, в публицистике, разговорной речи), влияние на фонд его знаний (в научном стиле и его научно-популярной разновидности), побуждение к действию (в рекламе) и т.д. В основу настоящего исследования были положены наблюдения за функционированием СК пространства, субъекта, объекта, инструмента в текстах некоторых жанрово-стилевых разновидностей, относящихся к нескольким дискурсам: художественному (прозаические  и поэтические жанры), научному (научно-популярный жанр), разговорному (ситуативный диалог (бытовая беседа), газетному (интервью, письма читателей), рекламному (слоганы), религиозно-мифологическому (жанр популярного изложения).

Категории пространства, субъекта, объекта, инструмента, рассматриваемые в текстах и контекстах разного прагмастилистического качества, представляют собой единство стереотипных и индивидуально-авторских субкатегориальных образов-ассоциаций.

-     Прежде всего обращают на себя внимание максимально идиоматичные выражения, регулярно воспроизводимые в речи: устойчивые сравнения, узуальные метафоры, фразеологизмы и пр. языковые клише, формирующие корпус косвенных номинаций явлений психики. Все они являются сферой действия  языковых стереотипов, формирующих языковой образ внутреннего человека как фрагмент русской ЯКМ и представляющих собой инвариантные образы-представления, обусловленные национально-культурной спецификой знаний о действительности и регулярно воспроизводимые в речи [Красных 2002: 178, 176]. Представления об инструментальных функциях, пространственных параметрах, субъектных и объектных характеристиках, формирующих в русском языке коннотации номинаций явлений психики (высокие помыслы, всплывать в памяти, подавить чувство, зов  сердца, ход мыслей, напрягать память и др.), человек автоматически усваивает в процессе овладения языком, так что в спонтанной речи они представляют собой периферийные (неассертивные) компоненты содержания высказывания, которые «принимаются за само собой разумеющееся» и «у говорящего не возникает соблазна их «исправить» в соответствии со своими осознанными воззрениями» [Шмелев 1997: 526]. Внутренняя форма подобных выражений оказывается стертой (исходный категориальный смысл уходит на периферию значения единицы и на осознается говорящими), так что они, как правило, не используются в качестве средств создания выразительности высказывания, служащих для организации его наглядного, образного содержания. Образность этих выражений максимально «приглушена», а потребность в использовании подобных единиц и конструкций связывают скорее с их «номинативной спецификой, нежели с реальной экспрессивностью» [Телия 1981: 320].

Значительное распространение в речи получили языковые единицы и конструкции, сохранившие в более или менее ярко выраженной форме рассматриваемые категориальные и субкатегориальные смыслы, которые обусловливают их экспрессивность, воздействие на эмоционально-интеллектуальную сферу реципиента и выступают в сознании говорящего как значимые для формирования смысла высказывания образы. Как известно, «выбор (прогнозирование) тех или иных типов экспрессивных значений и средств их выражения зависит каждый раз от прагматической установки речи и ее функционально-стилевого воплощения» [Каражаев, Джусоева 1987: 21].

В разговорной речи, характеризующейся эмотивно-оценочной направленностью экспрессивных значений, широко используются готовые экспрессивные формы, образующие фонд средств «обыденной риторики» и не требующие от говорящих проявления лингвокреативных способностей. Это разнообразные устойчивые обороты, узуальные метафоры, сравнительные конструкции, образные отождествления, способные «обеспечить за счет образной мотивации эмотивность, то есть отображение в знаке эмоционального отношения субъекта к обозначаемому и тем – создать экспрессивный эффект» [Телия, 1996: 82-83]. Например: глуп как пробка, чурбан (о тупом человеке), искра божья в ком (об одаренном, талантливом человеке; о чьих-либо благородных порывах чувств, высоких устремлениях), витать в облаках («предаваться бесплодным мечтаниям»), воткнуть нож в сердце («каузировать душевные страдания»), храбр как лев, боязлив как лань / ягненок, Совесть без зубов, а загрызает, гусиная память, бараньи мозги и др. Эти выражения, как правило, не имеют в повседневной речи художественно-изобразительной нагрузки, их образность имеет тенденцию к стиранию. Образ-мотив, формирующий их внутреннюю форму, не служит средством воссоздания наглядного, «живописного» представления о событиях во внутреннем мире человека, а играет роль «катализатора оценочной реакции» (В.Н. Телия). Зачастую значимым становится не столько вспомогательный субъект сам по себе, сколько его принадлежность к некоторой понятийной области, «поставляющей» свои признаки явлениям внутреннего мира человека и за которой в сознании говорящего и адресата закреплены определенные оценочные представления. Замечено, например, что использование образов предметов узко бытового назначения придает сниженный, сниженно-юмористический оттенок сообщению о психическом состоянии, качестве человека и используется как прием намеренной примитивизации духовного мира последнего [Одинцова 2002], в то время как «световые» образы лежат в основе  описания положительно оцениваемых явлений психики [Григорьева 1969], использование метафоры «верха» повышает градус оценки объекта, а «низа» понижает его [Уилрайт 1990; Пименова 1999: 203-203].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16