Дипломная работа: Повседневная жизнь эпохи позднего средневековья на основе картин мастеров Северного Возрождения

Конечно, по общепринятой традиции следует воздерживаться от подобных категоричных суждений. Но при этом определённая часть медиевистов считает средневековье эпохой экстремальных условий жизни, и в этом случае описанное выше положение с гигиеной и санитарией в средние века вполне могло иметь место.

В завершение следует добавить, что замок в целом был не просто жилищем отдельной знатной семьи, он являлся и своего рода социальной ячейкой. «Общество… замка объединяло молодых сыновей вассалов, посланных туда, чтобы служить сеньору, учиться воинскому искусству с сеньориальной дворней, а также с теми, кто удовлетворял господские потребности в увеселениях и служил для поддержания определённого феодального престижа, с теми, кто представлял собой мир развлечений. Обязанные воспевать достоинства тех, кто их нанял, находясь в зависимости от денег и милостей своих хозяев, они чаще всего стремились в свою очередь стать сеньорами, причем иногда им удавалось осуществить эту надежду — таков был случай Миннезингера, ставшего рыцарем и получившего герб (известный Гейдельбергский манускрипт, чьи миниатюры изображают Миннезингеров и их гербы, свидетельствует об этом возвышении за счет благородного искусства лирической поэзии).»[19]

Деревни, принадлежавшие хозяину замка, как правило, располагались у подножия холма, на котором стоял сам замок. Общий вид деревни хорошо даёт К. А. Иванов: «Большей частью эти постройки невелики и сильно пострадали от времени и непогод. У каждой семьи - жилище, сарай для складывания сена и житница для зерна; часть жилища отведена для скотины. Все это ограждено плетнем, но таким жалким и тщедушным, что при виде его как-то невольно поражаешься той резкой противоположностью, которую представляют жилище господина и жилища его людей. Кажется» достаточно пронестись нескольким сильным порывам ветра, и все будет снесено и разбросано. Владельцы деревень запрещали их обитателям окружать свои жилища рвами и окружать их частоколами, как будто для того, чтобы еще более подчеркнуть этим их беспомощность и беззащитность. Но запрещения эти ложились всей тяжестью только на самых недостаточных: как только удавалось зажиточному крестьянину получать некоторые льготы от своего владельца, он уже становился в лучшие условия. Вот почему среди низеньких, запущенных хижин попадаются прочнее и лучше построенные домики, с просторными дворами, крепкими оградами, тяжелыми засовами».[20]

Крестьянский быт и в частности жилище почти постоянно присутствуют на полотнах мастеров Северного Ренессанса. Самым важным из изобразительных источников по крестьянскому быту, пожалуй, можно назвать Питера Брейгеля (недаром его прозвище - Мужицкий) и в некоторой степени Иеронима Босха. Так, например, для Брейгеля главным натурщиком стал простой народ – ремесленники, торговцы, крестьяне. Вся народная масса очень динамична и находится в постоянном движении. Принято характеризовать это художника как крестьянского, но на самом деле нельзя упускать из виду несомненную сложность творчества мастера. Большим подспорьем для исследователя повседневности служат такие его работы как «Перепись в Вифлееме», «Избиение младенцев». Как уже говорилось выше, эти библейские сюжеты помещены художником в современную ему обстановку средневековой деревни или города. По этим картинам, а также по работам других голландских и немецких мастеров можно получить представление о внешнем виде крестьянского жилища.

На картине Босха «Блудный сын» по всей видимости изображён типичный крестьянский дом. Он имеет два этажа; бедность его обитателей очевидна: одна из ставней повисла на одной петле, крыша прохудилась, окна затянуты рваным бычьим пузырём. Рядом с домом находится загон для скота. Целая деревенская улица изображена на картине «Крестьянский танец» Брейгеля. Также художник разместил сюжет о поклонении Волхов на фоне двухэтажного крестьянского дома. На этой работе отчётливо видны детали деревенского жилища, и особенно его ужасающая бедность. По этим работам видно, что крестьянские дома в основном имели два этажа. Часто дома в плане имели прямоугольную форму, вход в дом, расположенный с узкой стороны, был защищён навесом крыши, опирающимся на столбы. Такой навес можно увидеть на картине Брейгеля «Поклонение волхвов». Надо сказать, что такой тип постройки очень архаичен и сложился ещё в эпоху неолита. Впоследствии вход с узкой части переместился на боковую сторону дома. Эти навесы были распространены как в Нидерландах, так и в Средней и Южной Германии, в специальной литературе такой тип дома принято обозначать термином форхалленхауз, т.е «дом с навесом». На севере Германии основными стали две формы дома – нижненемецкий и фризский.

В Нидерландах и в Германии большое распространение получил так называемый дом-стойло. Его основной признак – объединение под хозяйственных и жилых помещений под одной крышей в постройке, разделённой двумя радами столбов на три части. В центре имелся открытый очаг. С развитием сельского хозяйства центральный проход стал расширятся и использовался как обширное гумно. Это превращение связано по всей видимости с тем, что большая влажность воздуха, частые дожди и туманы затрудняли обмолот зерна в открытом помещении. Большие дома, объединяющие под одной крышей жилую часть, хлев и гумно встречаются уже с XIII века, но широкое распространение они получили с XVI в. Крыша такого дома была очень крутая и высокая, четырёх- или двухскатная, что также вызвано, по-видимому, большим количеством осадков в Нидерландах. Также такие крыши обеспечивали большое чердачное помещение, где хранились запасы зерна.[21] Крыши покрывались соломой, позднее черепицей. Солома при случае шла на корм скоту. «Блудный сын» Брейгеля изображает дом с именно такой двухскатной крутой крышей, покрытой соломой.

Упомянутый выше фризский тип крестьянского жилища также получил распространение на Севере Европы и отличался от дома-стойла тем, что вместо гумна в центре дома размещался большой стог сена, вокруг которого располагались все помещения. Впереди его, у стены, выходящей на улицу, находилась жилая часть дома, справа – стойла; задняя часть дома служила рабочим помещением. Слева от стога находился широкий коридор, имеющий с двух сторон большие ворота; здесь же хранились повозки, сельскохозяйственный инвентарь и т. д. В Северных Нидерландах земледелие не играло большой роли, более развито было молочное животноводство, поэтому потребности в большом гумне не было. Сено же напротив, было одной из статей дохода. По этой причине к хранению сена здесь относились с большим вниманием. Первоначально оно хранилось в стогах под четырёхскатной съёмной крышей, которая ставилась на сваи; впоследствии промежутки между сваями стали забивать досками, чтобы сено сохранялось лучше. Таким образом, постепенно возник сарай, который сначала был отдельным зданием, но всё больше срастался с домом, а затем место для сена было перенесено в главное здание в центральный проём между столбами. В результате вся постройка приобрела тот монументальный вид с крутой пирамидальной крышей, который и сейчас встречается в Северной Голландии[22].

Выбор строительного материала определялся окружающими условиями. Если говорить о богатой лесами Германии, то, разумеется, основным строительным материалом было дерево.

Внутренняя их планировка несколько различалась в разных странах, а также зависела и от материального положения крестьянина. В общих чертах дом внутри выглядел примерно так: на первом этаже имелась кладовая, обязательно место для очага, кухня, иногда уборная. На верхнем этаже была лестничная площадка и ведущая к ней лестница, часто там располагались спальни. К. А. Иванов так описывает средневековую деревню и дом крестьянина в частности: «У самого подножия горы приютилась одна из деревень, принадлежащих обитателю замка. Беспорядочной, тесной толпой раскинулись хижины и хозяйственные постройки земледельцев с гонтовыми либо соломенными кровлями. Большей частью эти постройки невелики и сильно пострадали от времени и непогод. У каждой семьи - жилище, сарай для складывания сена и житница для зерна; часть жилища отведена для скотины. Все это ограждено плетнем, но таким жалким и тщедушным, что при виде его как-то невольно поражаешься той резкой противоположностью, которую представляют жилище господина и жилища его людей. Кажется» достаточно пронестись нескольким сильным порывам ветра, и все будет снесено и разбросано. Владельцы деревень запрещали их обитателям окружать свои жилища рвами и окружать их частоколами, как будто для того, чтобы еще более подчеркнуть этим их беспомощность и беззащитность. Но запрещения эти ложились всей тяжестью только на самых недостаточных: как только удавалось зажиточному крестьянину получать некоторые льготы от своего владельца, он уже становился в лучшие условия. Вот почему среди низеньких, запущенных хижин попадаются прочнее и лучше построенные домики, с просторными дворами, крепкими оградами, тяжелыми засовами... Если мы проникнем в одно из жилищ, прежде всего нам бросится в глаза высокий камин. На его полу стоит железный треножник, на котором пылает огонь, а над огнем висит котел на железной цепи, прикрепленной к большому железному же крюку. Дым уносится в отверстие, находящееся наверху, но немалая доля его попадает в саму горницу. Тут же рядом - хлебная печь, около которой возится пожилая хозяйка. Стол, скамьи, лары с сосудами для приготовления сыра, большая постель, на которой спят не только хозяева с детьми, но и случайный Богом посланный гость, забредший под кров крестьянской хижины, - вот все убранство, вся обстановка жилья. Кроме того, у стен стоят корзины, кувшины, корыто; тут прислонилась к стене лестница; там висят рыболовные сети, большие ножницы, такой лее ноле, как будто отдыхая от своей работы; у двери приютилась метла с буравами. В большинстве случаев пол земляной, выложенный камнем, только кое-где уже деревянный».[23] Добавлю, что перечисленные предметы быта были лишь в домах относительно зажиточных крестьян. Бедняки же разводили огонь прямо посреди главной комнаты, дым также уходил черед проделанную в потолке дыру; для того чтобы сберечь тепло, иногда все отверстия, кроме двери, закладывали сеном. Меблировка повсеместно была более чем скудной: для самых бедных крестьян даже кровать долго оставалась недостижимой роскошью, они спали на соломе или на сундуке, и вся обстановка состояла из сундуков и хлебных ларей. В домах зажиточных крестьян иногда можно было увидеть буфеты и поставцы с оловянной, а то и серебряной посудой. Но вся хозяйственная утварь и здесь обычно была глиняная. В целом немногие изображения крестьянских жилищ мало чем отличаются друг от друга.

Глава II. Быт средневекового горожанина

Городской дом – часть единого организма – города. Каждый дом тесно связан городом, поэтому описание жилища и быта городского жителя будет переплетаться с деталями подробностями из жизни города в целом.

Средневековье – время воинственное и полное опасностей, поэтому города как и замки окружались крепостными стенами. Такие стены изображены на рисунке Брейгеля «Башни и ворота Амстердама». Вообще города окружались рвами, но в данном случае город Амстердам имел естественную водную преграду – реку Амстел. Если чуть отвлечься, можно упомянуть, что Амстердам начинался с небольшой рыбацкой деревни, которая была расположена на двух дамбах по обоим сторонам реки. Плотина через реку Амстел, построенная в 1270 году, позволила выделить место для небольшой площади, получившей название Дам. Деревня стала называться Амстердаме, то есть «плотина на реке Амстел». Можно предположить, что именно эту плотину Брейгель изобразил на картине «Охотники на снегу». На упомянутых работах художника также отчётливо виден обязательный для средневекового города каменный мост. Этот мост не доходил до главных ворот, а образовавшийся обрыв был перекрыт ещё одним теперь уже перекидным мостом. В обе стороны от главных городских ворот шла внешняя невысокая каменная зубчатая стена, а за ней – вторая, гораздо большей высоты. На ней располагались квадратные и круглые башни с зубцами. Некоторые башни были увенчаны крестами. Над воротами находилась главная стенная башня. Эти ворота облицовывались глазированными цветными кирпичами - зелеными, черными, белыми. Как и в замковой крепости над входом в главную башню находился подъёмный механизм, приводивший в действие железную решётку. Ночью мост понимался, а все городские ворота запирались.

Для различных сооружений нужны были различные материалы, например тесанные известковые камни, добываемые в каменоломнях, использовались для строительства городской стены. Для соединения камней использовали глину, которую приносили из глиняных карьеров, располагавшихся недалеко от города. Для лесоматериалов зимой заготавливали древесину. Для получения связующего вещества для строительного раствора устраивались печи для обжига известняка. Это были круглые, выложенные камнями печи, в которых известь нагревали до 10000С. Перемешанная с водой известь из «обоженной извести» превращалась в «гашеную известь», которая служила связующим веществом строительных растворов. Во времена средневековья уже существовали различные строительные профессии - каменщики, каменотесы, плотники, кровельщики, а также простые рабочие - носильщики и растворомешальщики. Церкви представляли собой роскошные здания и были самыми стабильными сооружениями. Они служили не только для церковной деятельности, но и являлись архивом, сокровищницей и местом суда. При строительстве церкви или монастыря прежде всего строили помещение для хора и алтарь с реликвиями. Для рабочих устраивали бараки, также как и жилые помещения и спальни для священнослужителей. Однако известны случаи обрушения соборов, например, в конце XIII в. рухнули своды собора в Бове, высота которых достигала 48 метров.

Дома имели несколько этажей, для экономии площади устраивались выступающие верхние этажи. Такой способ застройки делал улицы очень узкими. Наиболее типична улица шириной в 7 – 8 метров (такова, например, ширина важной магистрали, которая вела к собору Парижской Богоматери). Маленькие улицы и переулки были значительно уже – не более двух метров, а во многих старинных городах встречались улочки шириной и в метр. Одна из улиц старинного Брюсселя носила название «Улица одного человека», свидетельствующее о том, что два человека не могли там разойтись. Уличное движение составляли три элемента: пешеходы, животные, повозки. По улицам средневековых городов часто гнали стада»[24]. Городские власти старались препятствовать чрезмерному сужению улиц. Известен и способ, которым определялась надлежащая ширина городской улицы. Периодически по улицам города проезжал всадник, держа в поперечном положении палку или копье определенной величины. В тех случаях, когда копье или палка определяли незаконность какого-либо сооружения, последнее осуждалось на слом, а виновники сужения улицы подвергались денежному штрафу, характерному для средневековья, когда подобные штрафы были особенно популярным видом наказания. В Страсбурге мера, допускавшая устройство навесов или выступов, определявшая, иными словами, нормальную, по тогдашнему представлению, ширину улицы, была помещена на внешней стене собора, где (вправо от южного портала) до сих пор сохранилась надпись: «Diz 1st die masze des uberhanges» (вот мера, допускающая навесы или выступы). Город, не будучи в состоянии разрастаться в ширину или, по крайней мере, разрастаясь с величайшим затруднением, успешно растет вверх. Улицы были очень грязны. Приведу несколько цитат различных историков. «Улицы были ужасны своей грязью. Да и теперь мостовая появилась только кое-где, только перед домами знатных и богатых граждан. На наше счастье, уже несколько недель стоит сухая погода. Но если бы вы пожаловали сюда в дождливую пору, вы махнули бы рукой и ушли, не осмотрев города. Взгляните на этот богатый дом: на остроконечной черепичной кровле его - жестяной флюгер, над окованной железом дверью прибиты оленьи рога… А видите вы эти желоба, оканчивающиеся разинутыми львиными пастями? Из них в дождливую пору вода выбрасывается на самую середину улицы и скапливается здесь в грязных лужах. Впрочем, значительную часть воды заставляют литься в особенные водовместилища. Если такая погода выпадает на какой-либо праздник, то монахи ближнего монастыря откладывают назначенные заранее церковные процессии по случаю «уличной грязи». Члены городского управления (ратманы) отправляются тогда в ратушу в «деревянных башмаках», надетых на обувь. Эти «башмаки» играли роль современных галош и снимались с ног при входе в здание ратуши. Собственно говоря, эта дополнительная обувь вовсе не была башмаками, хотя и называлась таге: она представляла собой просто деревянные подошвы, прикреплявшиеся ремнями к сапогу, напоминая, таким образом, древние сандалии. Знатных и богатых людей в случае особенно большой грязи носят на носилках. Уличная грязь особенно увеличивается еще оттого, что, несмотря на строгие постановления и требования рата (городского совета), жители города никак не могут расстаться со своими крайне неудобными для общежития привычками: все лишнее, все ненужное без зазрения совести выбрасывается ими на улицу. Только в особенно важных случаях улицы средневекового города закидывались щебнем или устилались соломой, причем каждый из городских обывателей покрывал соломой часть улицы, прилегающую к его жилищу».[25] Об этом же можно прочесть у Сказкина: «Жители домов выплескивали все содержимое ведер и лоханок прямо на улицу, на горе зазевавшемуся прохожему. Застоявшиеся помои образовывали смрадные лужи, а неугомонные городские свиньи, которых было великое множество, дополняли картину»[26]. «Французский король Филипп II Август, привыкший к запаху своей столицы, в 1185 году упал в обморок, когда стоял у дворца, и проезжающие мимо него телеги взрывали уличные нечистоты…». (Лев Гумилев). «Ночные горшки продолжали выливать в окна, как это было всегда – улицы представляли собой клоаки. Ванная комната была редчайшей роскошью. Блохи, вши и клопы кишели как в Лондоне, так и в Париже, как в жилищах богатых, так и в домах бедняков. (Ф. Бродель. Структуры повседневности. Т.1. – М., 1986. – С. 317 – 332.)[27] Из приведённых цитат можно сделать вывод, что в городах средневековой Европы царила чудовищная антисанитария. Заметим, что этот факт оказал не последнее влияние на моментальное распространение чумы и других эпидемий, уничтожавших порой население почти целых городов. К тому же, напомним, и к личной гигиене отношение было специфическим, а именно – мытьё считалось грехом и серьёзным проступком, недостойным истинного христианина. Королева Испании Изабелла Кастильская признавалась, что за всю жизнь мылась всего два раза - при рождении и в день свадьбы. Дочь одного из французских королей погибла от вшивости. Папа Климент V погибает от дизентерии, а Папа Климент VII мучительно умирает от чесотки (как и король Филипп II). Герцог Норфолк отказывался мыться из религиозных убеждений. Его тело покрылось гнойниками. Тогда слуги дождались, когда он напьется мертвецки пьяным, и еле-еле отмыли. К тому же средневековые города были буквально наводнены крысами, которые, как известно, являются переносчиками опасных заболеваний. Кошки же были практически истреблены по тем же религиозным соображениям, так как считались слугами дьявола. Этот факт нашёл отражение в немецких сказках и легендах, где рассказывается о городе (острове, стране), в котором не было ни одной кошки, и крысы практически вытесняли людей из города.

Дома в средневековом городе не имели номеров и обозначались с помощью различных изображений как-то медведь, волк, меч, заяц. Дом и его владелец носили одно и то же прозвище. В центре города находилась ратуша. В критические минуты с башни ратуши звонил колокол, оповещая о пожаре, созывая ополчение или напоминая о наступлении времени гашения свечей в домах жителей. Ратуша, как правило находилась на площади. На картине Брейгеля «Битва поста и масленицы» изображена нижняя часть ратуши и фрагмент площади, на которой разворачивается сюжет картины. От центра города в форме расходились четыре главных улицы, которые вели к городским воротам. Главные улицы пересекались второстепенными, на каждой из них селились горожане, занимавшиеся одним и тем же занятием.

Своего рода социальным центром города была таверна. Сеньоры всячески поощряли ее посещение, поскольку чаще всего речь шла о таверне «баналитетной», принадлежавшей сеньору, где разливали его вино и пиво, с которого он же удерживал акцизный сбор. Напротив, приходский священник порицал этот центр порока, где процветали пьянство и азартные игры, видя в нем соперника приходу с его проповедями и церковными службами. Таверна собирала не только людей одной деревни или квартала (кварталы, кстати, были еще одной ячейкой городской солидарности, игравшей важную роль в Позднее Средневековье, как и улица, на которой группировались выходцы из одной местности или представители одного ремесла); таверна в лице хозяина играла роль кредитной кассы, она принимала также и чужестранцев, поскольку была и гостиницей. Там распространялись новости, слухи и легенды. Беседы формировали там менталитет, а поскольку выпивка распаляла умы, таверны способствовали тому, что средневековое общество обретало свою возбужденную тональность. Это пьянящее чувство вселяло в Средневековье брожение, чреватое вспышками насилия.» [28]

Что касается отдельных домов, то они различались в зависимости от материального положения хозяев. Дом городского жителя являлся составной частью городской архитектуры. Самые старые дома были построены еще из дерева, их только в XIII в. сменили каркасные и каменные дома. Каменные дома могли позволить себе только зажиточные люди. В XIV в. большинство крыш еще покрывалось деревянными досками или щепой (кровельной дранкой), которые сверху утяжелялись камнями. Из кирпича строились только самые значительные здания города. Общим было то, центральным местом каждого дома был очаг в кухне, выполненный из глины. Зимой для многих людей кухня была единственной жилой комнатой, так как ее можно было обогреть при помощи печи. И только богатые люди могли позволить себе кафельную печь. Из-за страха вторжения люди жили на верхнем этаже, к которому можно было добраться только при помощи приставной лестницы. Здесь же находились спальные помещения. В некоторых домах в одном помещении могли жить сразу несколько семей. Мох и трава служили изоляционным материалом от шума соседей.

Дома бюргеров были наиболее богато обставлены, имели меблировку и украшения в отличие от жилищ ремесленников. Внешне такой дом мог выглядеть в соответствии с описанием К. А. Иванова: это «трехэтажная постройка с высоко приподнятой черепичной кровлей, Последняя спускается не на две, а на все четыре стороны. Наверху стены, закрывая часть кровли, чередуются зубцы, а по углам стоят небольшие шестиугольные зубчатые башенки. Ниже башенок и зубцов тянутся, опоясывая верхнюю часть стены, лепные украшения. Под самым почти орнаментом расположился ряд окон третьего этажа. Расстояние между последним и вторым этажом значительно больше, чем расстояние между третьим этажом и началом кровли. Самые окна второго этажа своими размерами превосходят окна верхнего этажа. Дверь, ведущая в дом, напоминает наши ворота: в нее может свободно въехать нагруженный доверху воз. Почти весь фасад дома покрыт различными изображениями: тут нарисованы женщины, занимающиеся пряжей, шитьем, тканьем и другими работами. Изображения, во всяком случае, знаменательные. Они как бы указывают на характер домохозяина и его семьи, целью своей жизни избравших труд. Рисунки окружены сетью прихотливых арабесок. Крепкая дубовая дверь почти вся сплошь обита железом. Тяжелая колотушка в виде головы какого-то зверя висит тут же на цепи». [29] Такие дома, по-видимому, изображены на работе Брейгеля «Перепись в Вифлееме». Также при внимательном рассмотрении видно, что на множестве картин дома присутствуют на заднем плане и видны через открытые окна или же отражаются в зеркалах. («Святая Барбара» и «Мадонна с младенцем Христом перед камином» Р. Кампена; «Святой Лука, рисующий Мадонну» Рогира ван дер Вейдена (на этой картине задний план вообще представляет собой обширную городскую панораму; такой же подробный вид на город есть и на работе ван Эйка «Видение святого Августина»; возможно, эти два художника изобразили один и тот же фрагмент вида на город и на многих других). Такой приём, судя по всему, был популярен в живописи. Сразу за входной дверью находились сени со сводами, опирающимися на толстые круглые столбы. Сени были и своего рода хранилищем для тюков, бочек с товаром бочки. После проверки и пересчёта они переправлялись в подвалы и кладовые. Нижнее помещение вообще носило подсобный характер: здесь были расположены рабочие комнаты, принимались товары, велись счета и т. п. В одной из комнат этого этажа мог находиться письменный стол хозяина со множеством отделений и ящиков и доской, которая в случае надобности может закрыть весь стол, так как она поднимается и опускается наподобие верхней доски у фортепиано. «На столе, кроме больших ножниц, всевозможных бумаг и других необходимых для письма предметов, стоят еще небольшие песочные часы. Но, повторяем еще раз, нижний этаж - не жилое помещение, а, скорее, контора. Чтобы проникнуть в жилище хозяина, вы должны подняться по этой широкой каменной лестнице. Дневной свет проникает в комнаты через окна, составленные из небольших круглых стекол зеленоватого цвета. Каждое из них заключено в свинцовую рамку. В древнейшую пору в домах городских обывателей окна оставлялись совершенно открытыми, т. е, представляли собой простые отверстия в стене, с крестообразным переплетом, или покрывались промасленной бумагой, пузырем, тонкой роговой пластинкой. Каждое из окон, по необходимости, снабжалось тогда внутренними ставнями. Стоило закрыть ставни, и комната погружалась в темноту. Потом стали прорезывать верхнюю половину ставни и вставлять в отверстие стекла. Сделалось светлее, но вполне естественно было желание дать в свое жилище доступ еще большему количеству света; тогда снабдили стеклышками и нижнюю половину ставни. В комнатах стало совсем светло, но, чтобы хорошенько рассмотреть что-либо на улице, все-таки приходилось открывать раму, так как видеть ясно через тогдашние стекла было невозможно». Напомним, что технологии приготовления прозрачного стекла ещё не были известны или были забыты, и в основном дома состоятельных горожан, как и замки, снабжались «лесным стеклом». В домах, подобных рассматриваемому нами, стены комнаты выкладывались до самого потолка деревом. Эта деревянная обшивка покрывалась резьбой и живописью. Потолок, обшитый таким образом можно увидеть и на картинах Кампена «Мадонна с младенцем», «Благовещение» и на многих других. Живописные изображения на комнатных стенах были похожи на рисунки, покрывавшие лицевой фасад дома. Иногда изображались, впрочем, сцены из рыцарской жизни. Но, конечно, так украшались главные, так сказать, парадные комнаты, тогда как настоящие жилые помещения выглядели гораздо проще. Случалось уже и в это время, что потолки так же, как и стены, покрывались резьбой или живописными изображениями. Балки не маскировались, а оставались на виду («Благовещение» ван дер Вейдена, «Святая Барбара» Робера Кампена. Такие открытые балки есть на всех картинах, где изображен потолок). Двери отличались мощностью и также украшались резьбой. Пол, как и в замках, имел вид огромной шахматной доски, так как составлялся из чередующихся между собой каменных плиток белого и красного цвета. Отопление помещения имело первостепенное значение. В целом, камин мало чем отличался от замкового, его внешний вид и богатство декора зависело лишь от состоятельности хозяина дома. На портале камина также крепились подсвечники и ставились различные безделушки. Перед камином ставилась скамья, обычно спинкой к огню. Именно такая скамья с красными подушками есть на картине Рогира Ван дер Вейдена «Благовещение». Она стоит спинкой к камину, на выступающих деталях камина находятся стеклянный сосуд и фрукты. Остальные комнаты отапливались изразцовыми печами. Они были на ножках и очень походили на какую-то тяжелую мебель вроде огромного шкафа или буфета. В очень богатых домах делались фигурные ножки. Известна сохранившаяся до наших дней печь, ножки которой сделаны в виде стоящих львов, поддерживающих всю печь. Непосредственно к печи прилегала лежанка, куда забирались желающие погреться. Изразцы, облицовывавшие печи, бывали совершенно гладкие, зеленого и других цветов, и украшались рельефными фигурами. В особенности славились голландские изразцы, отличавшиеся большой искусностью исполнения.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6