Реферат: Философия техники

Реферат: Философия техники

Содержание

1. Различное отношение к природе в истории человечества

2. Отчуждение от природы

3. Вражда или гармония?

Библиографический список

1.  Различное отношение к природе в истории человечества

Вопрос о технике стал вопросом о человеке и судьбе культуры. По выражению Н.А. Бердяева, который в своем творчестве много внимания уделял этим проблемам и является предшественником современного философского анализа техники, техника - это последняя любовь человека, и он готов изменить свой образ под влиянием предмета своей любви.

Что происходит с миром, питает эту новую веру человека?

Дух в своем отношении к природе обнаруживает разные формы, которые можно поставить в некий исторический ряд. Эти вопросы рассматриваются в концепциях Бердяева, Льюиса Мамфорда.

Организм и организация

Н.А. Бердяев подчеркивает, что технику можно понимать в более широком и более узком смысле. Techne значит и индустрия, и искуccтво. Technaxa значит фабриковать, создавать с искусств Мы говорим не только о технике экономической, и промышленной, военной, технике, связанной с перед комфортом жизни, но и о технике мышления, стихосложения, живописи, танца, права, даже технике духовной жизни, мистического пути. Так, например, йога есть своеобразная духовная техника. Техника повсюду учит достигать наибольшего результата при наименьшей затрате сил. И такова особенно техника нашего технического экономического века.

В современной технике количественные достижения преобладают над качественными, которые были свойственны технику-мастеру старых культур. Шпенглер в книге «Человек и техника» определяет технику как борьбу, а не орудие. Но, бесспорно, техника всегда есть средство, орудие, а не цель. Не может быть технических целей жизни, цели же жизни всегда лежат в другой области, в области духа. Средства жизни, по мнению Бердяева, очень часто подменяют цели жизни.

Может ли техника относиться к жизни духа? По мнению Бердяева, техника для ученого, делающего научные открытия, для инженеров, делающих изобретения, может стать главным содержанием и целью жизни. Но подмена целей жизни техническими средствами может означать умаление и угасание духа. «Техническое орудие по природе своей гетерогенно как тому, кто им пользуется, так и тому, для чего им пользуются, гетерогенно человеку, духу и смыслу». С этим связана роковая роль господства техники в человеческой жизни. Одно из определений человека как homo faber — существо, изготовляющее орудие, которое так распространено в историях цивилизаций, уже свидетельствует о подмене целей жизни средствами жизни. Техника обладает такой силой в нашем мире совсем не потому, что она является верховной ценностью.

Н.А. Бердяев рассматривает в своей работе характерный парадокс: без техники невозможна культура, с нею связано самое возникновение культуры. В то же время окончательная победа техники в культуре, вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели. Философ выделяет в культуре два элемента: технический и природно-органический. Окончательная победа первого над вторым означает перерождение культуры во что-то иное, на культуру уже непохожее. Романтизм есть реакция природно-органического элемента культуры против технического ее элемента.

Русский философ устанавливает три стадии в истории человечества — природно-органическую, культурную в собственном смысле и технически-машинную, по мысли Бердяева, соответствует различное отношение духа к природе — погруженность духа в природу; выделение духа из природы и образование особой сферы духовности; активное овладение духом природы. Эти стадии, скорее некие идеальные типы, нежели хронологически зафиксированные стадии некоего процесса. «И человек культуры все еще жил в природном мире, который не был сотворен человеком, который представлялся сотворенным богом. Он был связан с землей, с растениями и животными. Огромную роль играла теллурическая мистика, мистика земли. Известно, какое большое значение имели pacтительные и животные религиозные культы». Внутри природно-органической стадии люди любили понимать культуру, государство, быт органически,. по аналогии с живыми организмами. Процветание культур и государств представлялось как бы растительно-животным процессом.

Культура была полна символами, в ней было отображение неба в земных форма даны были знаки иного мира в этом мире. Технике чужда символика, она реалистична, она ничего не отображает, она создает новую действительность, в ней все присутствует тут. Она отрывает человека и от природы и от миров иных.

Представляет огромный интерес различению Н.А. Бердяевым организма и организации. Организм рождается из природной, космической жизни, и сам рождает. Признак рождения есть признак организма. Организация же совсем не рождается. Она создается активностью человека, она творится, хотя творчество это и не есть высшая форма творчества. Орган» не есть агрегат, он не составляется из частей, он целостен и целостным рождается, в нем целое предшествует частям и присутствует в каждой части. Организация растет, развивается.

Механизм, созданный организационным процессом, по мысли Н.А. Бердяева, составляется из частей, он не может расти и развиваться, в нем целое не присутствует в частях и не предшествует частям. В организме есть целесообразность, изначально ему присущая, она вкладывается в него Творцом или природе? она определяется господством целого над частями.

В организации, по определению Н.А. Бердяева, есть целесообразность совсем другого рода, она вкладываете в нее организатором извне. Механизм составляется подчинением его определенной целью. Он не рождаете с присущим ему замыслом. Часы действуют очень целесообразно, но эта целесообразность не в них, а в создавшем и заведшем их человеке. Организованный механизм в своей целесообразности зависит от организатора. Но в нем есть инерция, которая может действовать на организатора и даже порабощать его себе.

По мнению Н.А. Бердяева, в истории были организованные тела, подобные жизни организмов. Так, патриархальный строй, натуральное хозяйство представлялись органическими и даже вечными в этой своей органичности. Органический строй обычно казался созданным не человеком, а или самой природой, или Творцом мира. Долгое время была вера и существование вечного объективного порядка природы, с которым должна быть согласована и которому должна быть подчинена жизнь человека.

Природному придавался, по словам Н.А. Бердяева, как бы нормативный характер. Согласие с природой представлялось и добрым и справедливым. «Для древнего грека и для средневекового человека существовал неизменный космос, иерархическая система, вечный ordo. Такой порядок существовал и для Аристотеля и для св. Фомы Аквината. Земля и небо составляли неизменную иерархическую систему. Само понимание неизменного порядка природы было связано с объективным теологическим принципом».

Однако техника в том виде, в каком она существует с XVIII в., разрушала эту веру в вечный порядок природы. Новая природная действительность, перед которой ставит человека современная техника, совсем не есть продукт эволюции, а есть продукт изобретательности и творческой активности самого человека, не процесса органического, а процесса организационного. Итак, по определению Бердяева, господство техники и машины есть, прежде всего, переход от органической жизни к организованной жизни, от растительности к конструктивности.

Да, действительно, с точки зрения органической жизни техника означает развоплощение, разрыв в органических телах истории, разрыв плоти и духа. Техника раскрывает новую ступень действительности, и эта действительность есть создание человека, результат прорыва духа в природу и внедрение разума в стихийные процессы. Техника разрывает старые тела и создает новые, совсем не похожие на тела органические, создает тела организованные.

«И вот трагедия в том, что творение восстает против своего творца, более не повинуется ему. Тайна грехопадения — в восстании твари против Творца. Она повторяется и во всей истории человечества. Прометеевский дух человека не в силах овладеть созданной им техникой, справиться с раскованными, небывалыми энергиями. Мы это видим во всех процессах рационализации в техническую эпоху, когда человек заменяется машиной. Техника заменяет органически-иррациональное организованно-рациональным».

По мысли Н.А. Бердяева, самый дух, создавший технику и машину, не может быть технизирован и машинизирован без остатка, в нем всегда останется иррациональное начало. Но техника хочет овладеть духом и рационализировать его. Сначала человек зависел от природы, и зависимость была растительно-животной. Теперь началась титаническая борьба человека с технизируемой им природой. Человек совсем еще не приспособился к новой действительности, которая pacкрывается через технику и машину. Он не знает, в coстоянии ли будет дышать в новой электрической и радиоактивной атмосфере, в новой холодной металлической действительности, лишенной животной теплоты.

Господство техники и машины, по мнению НА Бердяева, открывает новую ступень действительности, непредусмотренную классификацией наук, действительность, совсем не тождественную с действительностью механической и физико-химической. Эта новая действительность видна лишь из истории, из цивилизации, a нe из природы. Эта новая действительность развивается в космическом процессе позже всех ступеней, после сложного социального развития, на вершинах цивилизации, хотя в ней действуют механико-физико-химические силы.

Как утверждает Н.А. Бердяев, искусство тоже создавало новую действительность, не бывшую в природе. Можно говорить о том, что герои и образы художественного творчества представляют собой особого рода реальность. Дон-Кихот, Гамлет, Фауст, Мона Лиза, Леонардо или симфония Бетховена — новые реальности не данные в природе. Они имеют свое существование свою судьбу. Они действуют на жизнь людей, порождая очень сложные последствия.

«Люди культуры живут среди этих реальностей. Ho действительность, раскрывающаяся в искусстве, носи характер символический, она отображает идейный мир. Техника же создает действительность, лишенную всякой символики...» Техника имеет космогоническое значение, через нее создается новый космос. Это новая категория бытия. Машина действительно не есть ни неорганическое, ни органическое тело. Появление этих новых тел связано с различием между органическим и организованным.

Совершенно ошибочно было бы отнести машину к неорганическому миру, на том основании, что для ее организации пользуются элементами неорганических тел, взятых из механико-физико-химической действительности. В природе неорганической машины не существует, она существует только в мире социальном. Эти организованные тела появляются не до человека, как тела неорганические, а после человека и через человека.

Человеку, как подчеркивал Бердяев, удалось вызвать к жизни, реализовать новую действительность. Это показатель страшной мощи человека. Это указывает на его творческое и царственное призвание в мире. Но также и показатель его слабости, его склонности к рабству. Машина, по словам русского философа, имеет не только социологическое, но и космологическое значение. Она ставит с необычайной остротой проблему судьбы человека в обществе и космосе.

Может ли человек существовать лишь в старом космосе, физическом и органическом, который представлялся вечным порядком, или он может существовать и в новом, неведомом еще космосе? Что означает техническая эпоха и появление нового космоса в судьбе человека? Есть ли это материализация и смерть духа и духовности или это может иметь и иной смысл? Ставя эти вопросы, Бердяев подчеркивает, что разрыв духа со старой органической жизнью, механизация жизни производит впечатление конца духовности в мире. «Техника и экономика сами по себе могут быть нейтральными, но отношение духа к технике и экономике, — пишет Бердяев, — неизбежно становится вопросом духовным. Технизация духа, технизация разума может легко представляться гибелью духа и разума».

По словам Бердяева, техника отрывает человека от земли, она наносит удар всякой мистике земли, мистике материнского начала, которая играла такую роль в жизни человеческих обществ. Актуализм и титанизм техники прямо противоположен всякому пассивному, животно-растительному пребыванию в материнском лоне, в лоне матери-земли. Он истребляет уют и тепло органической жизни, приникшей к земле. Смысл технической эпохи прежде всего в том, что она заканчивает теллурический период в истории человечества, когда человек определялся землей не в физическом только, но и в метафизическом смысле.

«Совсем иначе чувствует себя человек, когда он чувствует под собой глубину, святость, мистичность земли, и тогда, когда он чувствует землю, как планету, летящую в бесконечное пространство, среди бесконечных миров, когда сам он в силах отделиться от земли, летать по воздуху, перенестись в стратосферу. Это изменение создания теоретически произошло уже в начале нового времени, когда система Коперника сменила систему Птолемея, когда земля перестала быть центров космоса, когда раскрылась бесконечность миров».

Итак, по мнению Бердяева, техника перестает быть нейтральной, она давно уже не нейтральна, не; безразлична для духа и вопросов духа. Техника убийственно действует на душу, но она вместе с тем вызывает сильную реакцию духа. Техника делает человека космиургом. От напряжения силы духа зависит, избежит ли человек гибели. Исключительная власть технизации и машинизации влечет именно к этому пределу, к небытию в техническом совершенстве.

Миф машины

Наиболее крупным и признанным вкладом Священной царской власти (так он называет властителей Египта) было изобретение архетипа машины. Для всех последующих сложных машин это поразительное изобретение оказалось первой действующей моделью, несмотря на то, что главная функция машины постепенно перешла от человеко-частей к более надежным механическим деталям. Это точка зрения американского культуролога Льюиса Мамфорда. Он считает, что уникальным по своему значению действием царской власти была концентрация рабочей силы и создание основ opганизаций, которые сделали возможным выполнение работ невиданных ранее масштабов. И как результат этого изобретения — гигантские инженерные задачи, выполненные пять тысяч лет назад и не уступающие лучшим современным образцам в серийности производства, стандартизации, тщательности проектирования.

По мнению Л. Мамфорда, машина не была замечена оставалась безымянной вплоть до этих дней, когда появился куда более мощный современный тип, включающий в себя большое количество подчиненных машин. Ради удобства американский исследователь называет архетипическую модель по-разному в зависит мости от специфики действия ее в той или иной ситуации. Так, когда составные части машины, даже если она функционировала как единая целостная система, обязательно были разделены в пространстве. Этот вид машины Л. Мамфорд называет «невидимой машиной». Он выделяет также «трудовую машину» (для выполнения работ на сложно организованных коллективных предприятиях), «военную машину».

Когда все составные части машины — политическая и экономическая власть, военная, бюрократическая и царская — объединены в одно понятие в терминологии Л. Мамфорда — это «мегамашина». Техническое оборудование, созданное этой мегамашиной, следовательно, превращается в мегатехнику, отличающуюся от более простых и разнообразных видов технологий, которые вплоть до нашего столетия продолжали выполнять большую часть повседневной работы на производстве и в сельском хозяйстве, лишь иногда используя энергетическое оборудование.

По словам Мамфорда, только монархи, опиравшиеся на знание астрономии и поддержку религии, были способны ухватить мегамашину и управлять ею. Это было невидимое устройство, состоящее из живых людей, скрепленных как неподвижные части (обычной машины), каждая из которых имела определенную функцию, роль и задачу, чтобы осуществить наибольший результат и осуществить грандиозные планы этой огромной организации. Несмотря на поддержку высшими властями безграничных притязаний царской власти, институт монархии не получил бы столь грандиозного распространения, если бы, в свою очередь, не был подкреплен грандиозными достижениями мегамашины. Это изобретение, по словам Мамфорда, было высшим завоеванием ранней цивилизации, технологическим достижением, послужившим образцом для всех последующих видов механических устройств.

Л. Мамфорд считает, что если мы поймем, как появилась машина и проследим ее последующее развитие, то сможем по-новому взглянуть на происхождение нашей современной сверхмеханизированной культуры, на судьбу и будущее современного человека. Мы обнаружили, что в первоначальном мифе машины были выражены сумасбродные надежды и желания, которые полностью осуществились в современную эпоху. Но в то же время миф машины ввел запреты, ограничения, насадил атмосферу принудительности и раболепия, которые и сами по себе, и как следствие вызываемых ими противодействий угрожают сегодня еще более пагубными последствиями, чем это было в эпоху пирамид.

Хотя впервые мегамашина была смонтирована в период возникновения орудий труда из меди, их появление не было взаимосвязано: механизация социальной жизни в древней форме ритуала значительно предшествовала механизации орудий труда. Но как только новый механизм был создан, он начал быстро распространяться, но не благодаря добровольному принятию в целях самозащиты, а посредством принудительного введения монархами, действующими так, как могли действовать только боги или помазанники божьи. Всюду, где мегамашина была успешно собрана, она приводила к такому увеличению выработки энергии и объема выполняемой работы, которое было немыслимо до этого. Вместе с умением концентрировать колоссальные механические силы возник новый вид динамизма, преодолевший инертность и узкие рамки ограниченной земледельческой культуры абсолютной новизной своих достижений.

Мамфорд разъясняет: примененные царской властью силы машины значительно раздвинули пространственно-временные границы. Работы, для завершения которых когда-то требовалось несколько столетий, теперь выполнялись за период меньший, чем жизнь одного поколения. По распоряжению царя создавались горы из камня и обожженной глины, пирамиды и зиккураты: фактически весь ландшафт был изменен, в его точных границах и геометрических формах отразились космический порядок и несгибаемая воля человека. Ни одна сложная механическая машина, хоть сколько-нибудь сравнимая с этим механизмом, нигде не использовалась вплоть до IV в.н.э., когда в Западной Европе получили распространение часы, ветряная и водяная мельницы.

Возникает вопрос: почему же этот механизм оставался невидимым для археолога или историка? Дело в том, что машина полностью состояла из человеко-частей и обладала определенной функциональной структурой, действующей только до тех пор, пока религиозный экстаз, заклинания и распоряжения царя, создавшие ее, воспринимались всеми членами общества как феномены, выходящие за пределы обычного человеческого понимания. Как только направляющая сила: царской власти ослабевала вследствие смерти или неудачи в сражении, скептицизма или восстания как выражения мести, вся машина разрушалась.

С самого начала человеческая машина, по мнению Мамфорда, была двулика. С одной стороны, принудительная и разрушительная, с другой — жизнеутверждающая и конструктивная. Однако конструктивные силы не могли проявиться в полной мере, пока хоть в какой-то степени не действовали разрушительные. Несмотря на то, что первоначальная форма военной машины почти наверняка появилась до трудовой машины, именно последняя достигла небывалого совершенства в выполнении работ, причем это отразилось не только в количестве сделанного, но и в качестве и сложности управленческих структур. Теперь, замечает Л. Мамфорд, мы понимаем, что определение таких коллективных общностей, как машины, вовсе не пустая игра слов. Пирамиды — это не только бесспорное свидетельство существования машины, но и доказательство ее бесспорной эффективности.

Как же работала эта гигантская машина? Если для приведения в действие такого механизма, в одинаковой степени выполняющего как созидательную, так и разрушительную работу, необходимо единственное изобретение, то им, вероятно, была письменность. Этот способ преобразования человеческой речи в графическую запись не просто позволил передавать информацию и распоряжения в пределах системы, но и определять ответственность в случае невыполнения письменных приказов. Первоначально письменность использовали не для выражения каких-либо идей, а для ведения в храме записей количества зерна, посуды, домашнего скота, произведенных, хранящихся и использованных ремесленных изделий...

В основе действия машины лежали два элемента: систематизированное знание о природе и сверхъестественных явлениях и детально разработанная система отдачи, выполнения и соблюдения приказов. Первый элемент был воплощен в жречестве, без активной поддержки которого не появился бы институт священной монархии; второй — в бюрократии. Во главе иерархически организованных служителей культа стояли первосвященник и царь. Без их совместных усилий система власти не могла бы эффективно функционировать. Это условие обязательно и сегодня, хотя автоматизированные и компьютеризированные предприятия маскируют как наличие человеческих компонентов в машине, так и религиозную идеологию, значение которой велико даже в современной автоматике.

По мнению Мамфорда, то, что мы сегодня назвали наукой, изначально было составной частью новой механической системы. Зато систематизированное знание, согласованное с космическими закономерностями, расцвело, как известно, вслед за культом Солнца: наблюдения за звездами и составление календаря содействовали укреплению царской власти. Кроме того, жрецы и предсказатели уделяли большое внимание толкованию значений необычных событий, таких, как появление комет, затмение луны и солнца или непонятные феномены в природе, например, полет птиц или внутреннее строение жертвенных животных.

О наделении царской власти почестями, подобающими только солнцу, не в меньшей степени свидетельствовал и тот факт, что и солнце и царь применяли силу на расстоянии. Впервые в истории власть сохраняла свою мощь за пределами непосредственной слышимости человеческого голоса и вне пределов досягаемости. Теперь для поддержания власти силы только одного оружия было недостаточно. Оказалась в спросе особая форма передающего механизма: армия писарей, курьеров, управляющих, надзирателей, десятников, руководителей разного уровня. Другими словами, четко организованная бюрократия стала неотъемлемой частью мегамашины: группа людей, способных передавать и исполнять приказ с точностью жреца, выполняющего священные ритуалы с безумным повиновением солдата.

Парадоксально, но монополия власти породила) культ личности, ибо только царь наделялся всеми качествами, присущими личности, которые, по-видимому, именно в этот период постепенно зарождались в, человеческой душе, а сегодня проклевываются сквозь. социальную скорлупу, где они находились в зачаточном состоянии.

В то время, как считает Мамфорд, личность и, власть отождествлялись. Обе были соединены в лице царя, так как только он — монарх — был вправе принимать решения, изменять древние местные обычаи, создавать новые структуры, вдохновлять на свершение коллективных подвигов, о которых раньше нельзя было и помыслить, а тем более выполнить. Короче говоря, он мог поступать как отвечающий за свои по-, ступки человек, способный сделать сознательный выбор,. независимо от обычаев рода: он мог предстать бунтарем, когда этого требовала ситуация, и мог посредством указов и законов изменить сложившийся порядок.

Страстное желание царей обрести бессмертие было всеобъемлющим стремлением к преодолению любых границ, которое первой воплотила колоссальная концентрация власти, осуществленная мегамашиной. Был брошен вызов человеческим слабостям, более того, слабости человечества. Понятие «вечная жизнь» — без зачатия, роста, без наслаждения жизнью и смертью — застывшее, пустое, бесцельное существование, без любви, своей неизменностью напоминающее мумию фараона, — есть лишь иная форма смерти. С точки зрения человеческой жизни, а фактически всего живого, стремление к неограниченной власти свидетельствовало о психологической незрелости — о полной неспособности понять естественные процессы рождения, развития, зрелости и смерти.

Как считает Л. Мамфорд, воссоздание и распространение мегамашины ни в коем случае не были неизбежным результатом игры исторических сил. Вплоть до 1940 г. еще можно было рассматривать ускоряющийся технический прогресс как в целом благоприятствующий развитию человечества. И такое убеждение, по мнению Мамфорда, настолько прочно укоренилось в сознании людей, как и миф машины, полностью захвативший современные умы, что эти устаревшие представления до сих пор воспринимаются повсюду как обоснованные, общепринятые и, безусловно, «прогрессивные», короче говоря, как практически неоспоримые.

Страницы: 1, 2