Сочинение: Проблема истории в художественном мире А.С.Пушкина

Каков же был тот политический подтекст “Бориса Годунова”, на котором так настаивал Пушкин?

На площадях мятежный бродит шепот,

Умы кипят – их нужно остудить…

Лишь строгостью мы можем неусыпной

Сдержать народ…

В исторической трагедии 1825 года, как и в раннем “Вадиме”, это явные отзвуки эпохи Священного союза и военных переселений. В духе прежних пушкинских характеристик Александра I, как участника гвардейского заговора 11 марта, звучат в трагедии возгласы Пимена: “Владыкою себе цареубийцу мы нарекли”, и крик юродивого: “Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода!” Конец царствования Бориса /”шестой уж год”/ отмечен мрачным мистицизмом царя: он запирается с кудесниками, гадателями, колдуньями, ища в их ворожбе успокоения своей возмущенной совести. Аналогия с Александром I эпохи его последнего сближения с архимандритом Фошием и митрополитом Серафимом здесь очевидна.

   Чрезвычайно характерен и возглас Годунова: “Противен мне род Пушкиных мятежный”, очевидно отражающий реакцию разгневанного императора на знаменитые эпиграммы, ноэли и “Вольность”.

В стороне от главного потока событий, как бы в тени и в отдалении раскрывается одна из самых значительных и величавых фигур этой исторической фрески. Как почти всегда у Пушкина, это деятель мысли и слова, в данном случае старинный писатель, ученый средневековой Руси, историк, биограф и мемуарист – летописец Пимен. В первоначальной редакции его монолога еще рельефнее сказалось художественное влечение ученого монаха к творческому воссозданию прошлого:

Передо мной опять выходят люди,

Уже давно покинувшие мир, -

Властители, которым был покорен,

 И недруги, и старые друзья,

 Товарищи моей цветущей жизни

И в шуме битв и в сладостных беседах…

Он не бесстрастен и не оторван от жизни, этот старинный публицист, гневно восстающий на зло мира и пороки строя. Под монашеским клобуком это политический мыслитель, превыше всего озабоченный “управой государства”. Неопытный инок Григорий Отрепьев ошибся, сравнив его с невозмутимым приказным, который “спокойно зрит на правых и виновных, добру и злу внимая равнодушно…”. На самом деле летописцы отстаивали свою идею о служении родине и об охране ее национального могущества. Недаром Пимен “воевал под башнями Казани и рать Литвы при Шуйском отражал…”. Он остается верным воином и в своей “Повести временных лет”. Это не спокойная регистрация текущих происшествий, это грозный приговор и “голос ужасный” потомству во имя неуклонного торжества правды и справедливости хотя бы в отдаленном будущем.

Таков был этот родственный образ. Сам автор “Бориса Годунова” не раз клеймил в своих стихах “венчанного солдата” во имя борьбы за свободную родину отразил в облике старинного властителя черты монаха, чья ущемленная совесть и мрачный мистицизм грозили новыми бедствиями стране и народу. Но когда Пушкин заканчивал “Бориса Годунова”, Александр I умирал в Таганроге.

“Борис Годунов” знаменует новую стадию в обращении к исторической теме. От предшествующего времени этот этап отличается принципом исторической верности. Для создания трагедии Пушкин обращался к изучению исторических источников, по которым старался восстановить не столько истинное сцепление обстоятельств, сколько тот колорит эпохи, национальное своеобразие, “дух времени”, который и придавал произведению характер исторической подлинности. Но само понимание исторического процесса не лишено еще черт исторического романтизма.

Известно, что Пушкин хотел в дальнейшем продолжить свою историческую хронику и задумывал написать после “Бориса Годунова” “Лжедмитрия” и “Василия Шуйского”.

У Пушкина к этому времени уже сложился определенный взгляд на историю, отличный от шекспировского. Взгляд этот исходит из того, что в истории есть цель. Применительно к сюжету “Бориса Годунова” цель эта состоит в пробуждении совести людей и “задается” она в самом начале трагедии, в словах Пимена: “Прогневали мы Бога, согрешили: /Владыкою себе цареубийцу/ Мы нарекли”. Весь исторический процесс, изображенный в трагедии, словно направлен к тому, чтобы эти слова стали выражением всего народа, “мнения народного”; и тут необходимо отметить, что процесс этот очищен у Пушкина от случайностей; в нем есть “правильность” и целеустремленность; и каждая оценка подвигает действие к той ремарке, которая станет окончанием трагедии: “Народ безмолвствует”, - и будет означать, что народ, однажды согрешивший, больше не хочет потворствовать лжи и преступлению. “Самое поразительное то, что Пушкин, еще недавно писавший об “уроках чистого афеизма” и до сих пор считающий себя не столько верующим, сколько ищущим веру, на практике создает – не без влияния Карамзина – глубоко религиозную концепцию исторического процесса как такого действия, главным лицом которого является та высшая, направляющая воля, которая на европейский манер именуется провидением, а на русский – Промыслом. В отличие от безликого “рока” античной трагедии и столь же безликой и слепой “судьбы” европейского рационализма сила Провидения – Промысла ценностно определена, т.е. связывает ход истории с состоянием совести человека и народа. Отсюда полное отсутствие “случайностей” в историческом процессе: то, что кажется случайным, в конечном счете всегда обосновано конечной целью исторического процесса”, - считает В.Непомнящий.

В этом смысле травестийную параллель “Борису Годунову” составляет забавная и блестящая поэма – шутка “Граф Нулин”, в которой Пушкин, по собственному признанию, “пародировал историю и Шекспира” /поэму “Лукреция”/.

Соотношение большой истории и частной, серьезности и пародии мы находим в предыстории “Графа Нулина”. Пушкин писал: “В конце 1825 года находился в деревне. Перечитывая “Лукрецию”, довольно слабую поэму Шекспира, я подумал, что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? Быть может это охладило его предприимчивость и он со стыдом вынужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. Итак, республикою, консулами, диктаторами, Котонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобно тому, что случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде. Мысль пародировать Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть”[9].

Пародирование как подражание, утрировано повторяющее особенности оригинала, насмешливо-критическое отношение к источнику при возможном его почитании и даже восхищение его качествами мы находим и в “Истории села Горюхина”.

Смысл пародирования событий римской истории, описанных в шекспировской поэме, состоит в том, что исторические события и события частной жизни людей подчиняются, оказывается, одинаковым или по крайней мере сходным законам, человеческий микрокосм и исторический макрокосм обнаруживают свое единство /так в “Борисе Годунове” едины исторический процесс и состояние человеческой совести/, и ни там, ни там нет места слепой случайности: в её обличии являет себя воля, двигающая историю. Несколькими годами позже Пушкин выскажется на эту тему прямо, назвав “случай” “мощным, мгновенным орудием Провидения”. Ещё позже, вспоминая в “Заметке о “Графе Нулине” о том, как он “пародировал” историю и Шекспира, роняет фразу: “Граф Нулин” писан 13 и 14 декабря. Бывают страшные сближения”.

Если это действительно так, то Пушкин в очередной раз продемонстрировал свой пророческий, чуть ли не визионерский дар: поэма, изображающая неудачную попытку любовного приключения и тем пародирующая трагические события истории Рима, написана одновременно с выступлением декабристов, которое закончилось разгромом. Пушкин обладал крайне скудной информацией о том, что происходит в столице, однако есть предание, идущее от него, о его неудачной попытке тайно приехать в Петербург накануне восстания.

Если у декабристов, стремившихся возвеличить идеи вольности, ведущими историческими темами были темы Новгорода и Пскова, то начиная со второй половины 20-х годов в соответствии со сложившейся обстановкой и выдвижением проблемы государства, важнейшее место в литературе и публицистике приобретает тема Петра I.

Обе эти темы /новгородская вольность и Петр I/ воспринимаются во взаимосвязи, рассматриваются в свете событий 14 декабря получают различные интерпретации.

Петра I Н.М.Карамзин оценивал весьма противоречиво. С одной стороны, это государь, много сделавший для величия России, укрепления в ней самодержавия, а с другой он пошел на такое “совершенное присвоение обычаев европейских”, которое нанесло стране огромный ущерб.

Страсть к новому в его действиях переступила все границы. “Мы стали гражданами мира, но перестали в некоторых случаях быть гражданами России – виною тому Петр”.

Сама жизнь к тому времени обнаружила трагическую слабость военной революции. Поражение декабристов стало реальным, хотя и печальным фактом. Наступила промежуточная, переходная пора в истории России. В этих условиях Пушкин приходит к идее “мирной революции”, к мысли о возможности достижения желаемых перемен, ликвидации крепостничества путем расширения просвещения и гуманности, выступает как великий просветитель. Он возлагает свои надежды на просвещенный абсолютизм,  просвещенного  монарха. Примером для Пушкина был ПетрI.

Историческое мировоззрение Пушкина сложилось в попытках поэта разрешить противоречия между идеями разума и практическими результатами истории; между великими идеями, рожденными французской революцией, и той реакцией и деспотизмом, которые установились позднее по всей Европе; между величием и славой русского народа и страшной действительностью его жизни. Пушкин понял, что вопрос об идеальном государстве решается не умозрительно, как это было свойственно многим мыслителям XVIII века, а изучением исторических закономерностей, объективных законов действительности в их национально – историческом преломлении и развитии. “Одна только история народа может объяснить истинные требования оного”, - писал Пушкин[10]. Вот почему он придавал большое значение практической ценности исторической науки, правильности ее метода. Он завоевал эту идею горьким опытом своим и своих друзей – декабристов.

По возвращении из ссылки в Москву, Пушкин говорил своим друзьям: Бог даст, мы напишем исторический роман из русской жизни, на который и другие полюбуются”[11].

Пушкин имел ввиду задуманный им исторический роман из эпохи Петра I. Поэтический замысел, связанный с темой Петра, возник у Пушкина еще в 1824 году. К этому году относится стихотворный отрывок “Как женится задумал царский арап”, сюжетно близкий к “Арапу Петра Великого”.

Обращение Пушкина к теме Петра Н.Л.Бродский объясняет политическими мотивами, стремлением поэта использовать образ Петра для напоминания о его прогрессивных реформах в целях воздействия как на общественное мнение, так и на политику правительства[12]. Однако Пушкин давно отверг романтический метод аллюзий, применении истории к современной обстановке. Политические взгляды Пушкина после 14 декабря строго обусловливались той концепцией русского исторического процесса, которая складывалась у Пушкина во второй половине 20-х годов. Понимание и изображение Пушкиным личности и деятельности ПетраI следует рассматривать, прежде всего, в аспекте этой концепции.

Одним из самых основных положений пушкинской философии истории является идея о том, что национальная история каждого народа – часть всемирной истории. Проблемы исторического развития России осмысливаются Пушкиным во всемирно-историческом аспекте. Так, эпоху Петра он сопоставляет в романе с Францией времен регентства.

Таким образом, тема ПетраI входит в творчество и мировоззрение Пушкина как отражение его понимания русского исторического процесса. Мысли Пушкина после 1825 года всегда были заняты поисками путей и сил прогрессивного развития России в духе “истинного просвещения”, то есть народной свободы. С этой проблемой тесно связана эволюция тем и идей пушкинского исторического романа, в том числе “Арапа Петра Великого”.

Рассматривая “Арапа” на фоне исторической беллетристики 30-х годов Белинский писал: “Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы превосходный исторический русский роман, изображающий нравы величайшей эпохи русской  истории…”[13].

В начале романа Пушкин дает выразительную и исторически верную картину быта высшего дворянского общества Франции первой четверти XVIII века. Подчеркивает материальный и моральный упадок беспечной и легкомысленной аристократии. Этот упадок сопровождался блеском и свободомыслием в жизни и духовной культуре Франции.

Такую всестороннюю и контрастную характеристику Пушкин дает и времени Петра, новой культуре. Образу распадающегося государства, моральному упадку старой аристократии, развращенности, беспечности ее главы – регента герцога Орлеанского – Пушкин противопоставляет образ молодой Петровской России, суровую простоту петербургского двора, заботы Петра о государстве. Молодая Россия показана полной творческой силы и созидательной работы.

Эпоха Петра раскрывается, главным образом, со стороны культуры, нравов, обычаев. Проявление национального характера, жизни народной Пушкин в эти годы усматривает в особенностях культуры, быта, образах мыслей. Автор стремился раскрыть эпоху Петра в столкновении нового со старым, в противоречивом и комическом сочетании старых привычек и новых порядков, вводимых Петром. Туго воспринимались русским дворянским обществом нравы и обычаи западноевропейского общества.

Замечательная по своей художественной выразительности, внутреннему комизму и исторической верности картина петровской ассамблеи показывает, что западноевропейское просвещение лишь внешне воспринималось русскими. Только непосредственно вблизи Петра складывается группа подлинно просвещенных людей – Феофана Прокоповича, Конневича и других, упоминаемых в романе. Так, Пушкин в петровской эпохе отмечает и подлинное просвещение, отличавшее самого Петра и некоторых деятелей его времени, и то “полупросвещение”, которым Пушкин будет характеризовать большинство дворянского общества 18 и начала 19 века.

Пушкин отмечает возникновение петровской интеллигенции, одним из представителей которой и был царский арап Ибрагим. Он – один из сподвижников Петра, дворянин, сознающий свою ответственность перед государством. Чувство долга, а не страх перед царем и не карьеристские соображения вернули его из блестящей, но легкомысленной и клонившейся к упадку Франции. Во имя долга, во имя чести быть помощником великого человека Ибрагим жертвует весельем и наслаждениями, меняет утонченную жизнь на суровую обстановку и труд. Он даже решается покинуть любимую женщину, ставя долг свой выше личного чувства.

Пушкин рисует Ибрагима как незаурядного по уму и образованного человека. Петр высоко ценил своего крестника. Характерно, что ни одной черты холопской придворной психологии нельзя найти в Ибрагиме. Ибрагим  - не льстец-фаворит, а занимает свое положение по личным заслугам, он почтителен к Петру и в то же время полон достоинства и независимости. Все эти черты Ибрагима импонировали Пушкину. В историческом смысле Ибрагим – “птенец гнезда Петрова”, представитель новой петровской интеллигенции. Ибрагиму противопоставлен Корсаков – пустой и легкомысленный щеголь, не думающий ни о долге перед родиной, ни о ПетреI, ни о государстве. Корсаков не глуп, но у него нет подлинной образованности; он стремится только к развлечениям, восхищается Парижем и пренебрежительно удивляется простому образу жизни царя. Духовному облику Ибрагима и Корсакова соответствуют и их моральные и психологические качества. Ибрагим любит дорогую ему женщину страстно и серьезно, как он относится ко всему. Корсаков же смотрит на любовь со свойственным ему легкомыслием. Философия Корсакова – это сибаритская, гедонистическая философия, пышно расцветшая в дальнейшем среди русского дворянства 18 века.

Исторически правдиво воспроизводя нравы и быт петровской эпохи, Пушкин раскрывает и один из ее основных конфликтов – борьбу между новыми принципами жизни и морали и устоями старой допетровской Руси, представленной в романе семьей родовитого боярина Ржевского. Действие романа отражает последние годы царствования ПетраI, и Пушкин исторически правильно смягчает остроту и силу этой борьбы, продолжавшейся в это время преимущественно в области бытовых и моральных отношений. Пушкин показывает старое боярство с тонкой дифференциацией: князь Лыков, ограниченный, неумный, олицетворяет собою отказавшееся от былой оппозиции боярство, Ржевский, все еще цепляется за старую Русь и недоволен новыми порядками. Ржевский не является политическим противником Петра. В годы юности, когда царевна Софья боролась за укрепление своей власти, Ржевский был, по-видимому, на стороне Нарышкиных; ему пришлось спасать свою жизнь во время стрелецкого бунта. Но все-таки он остался в дальнейшем в тайной оппозиции к новым порядкам, несмотря на успехи петровских преобразований. Он кичится своим боярским родом, не любит неродовитых людей, пришедших к власти. Ржевский – человек с характером и природным умом. Но характер часто проявляется у него в самодурстве, а ум не мешает ему быть смешным и ограниченным с его боярской спесью. Этими событиями, и вместе с тем, типическими сторонами личности старого боярина, подчеркиванием духовного превосходства над ним Петра, как носителя новых принципов жизни, Пушкин пользуется для раскрытия ограниченности старой боярской Руси. Таким образом, Пушкин рисует в своем романе широкий исторический фон, показывает все еще проявляющуюся, но уже затихающую борьбу старого, допетровского, с новым, дает конкретно-исторические характеристики трех типов культуры: аристократической Франции, петровской России и старой боярской Руси. На этом фоне нарисован пушкинский образ Петра I.

Рисуя Петра I, Пушкин развивал основные  мотивы “Стансов”  / “На троне вечный был работник” и “Самодержавною рукою он смело сеял просвещенье”/. Устами Ибрагима автор подчеркивает в Петре быстрый и твердый разум, силу и гибкость мысли и разнообразие интересов и деятельности. Ибрагим “день ото дня более привязывался к государю, лучше постигал его высокую душу. Ибрагим видел Петра в Сенате, оспариваемого Бутурлиным и Долгоруким,  разбирающего важные запросы законодательства, в адмиралтейской коллегии утверждающего морское величие России, видел его с Феофаном, Гавриилом Бужинским и Конневичем в часы отдохновения рассматривающего переводы иностранных публицистов или посещающего фабрику купца, рабочую ремесленника и кабинет ученого”[14]. Образ Петра I Пушкиным рисуется примерно в духе того идеала просвещенного, соблюдающего законы, любящего науку и искусство, понимающего свой народ правителя, образ которого рисовали в своей публицистике Гольбах и Дидро.

Европеизм Петра, его вражда к реакционной старине не мешают ему быть вполне русским человеком. Как изображает Пушкин, Петр любил те русские нравы и обычаи, которые не казались ему проявлением патриархальной династии. Склонность Петра к широкому простому веселью, добродушное лукавство – все это дополняет образ Петра, воплощающего в себе, по мысли Пушкина, черты национального характера. Некоторые декабристы усматривали в самой личности Петра, в его поведении, вкусах и симпатиях проявление антинационального характера. Своим романом Пушкин оспаривал такую точку зрения.

 Подчеркивая демократические обычаи Петра, его простоту и человечность, Пушкин полемизировал с тем казенно-официальным помпезным изображением Петра как возвышающегося над своими подданными императора, которое импонировало высокомерному в своем холодном и пустом чванстве Николаю II.

Трактовка образа Петра как великого исторического деятеля показывает, насколько далеко шагнул Пушкин в своем философско-историческом мировоззрении по сравнению с чисто просветительскими заметками 1822 года. Отнюдь не снижая выдающихся личностных качеств Петра, Пушкин помогает читателю понять и почувствовать историческую закономерность петровских преобразований и их необходимость. Петр нарисован как сын своего века.

Пафосом “арапа Петра Великого” является прославление преобразовательной, созидательной деятельности Петра I и его сподвижников. Пушкин своим романом так же, как и “Запиской о воспитании”, утверждал ценность того, что  было так  ненавистно Николаю I. В противовес реакционному дворянскому национализму Пушкин всем циклом произведений о Петре отстаивал программу декабристов, провозглашая необходимость и неизбежность дальнейшей прогрессивной, антикрепостнической политики. К преобразованию России в этом направлении Пушкин и призывал правительство. Образом Петра Великого он вскрывал убожество и никчемность Николая I. Показывая гуманность Петра, Пушкин как бы требовал прощения “милых каторжников” – декабристов. Весь роман, являясь строго объективным изображением времен Петра I, был, как выразился однажды Пушкин при чтении последних томов истории Карамзина, “так же животрепещущ, как вчерашняя газета”[15]. 

К 1829 году тема Петра теряет для Пушкина не общий интерес, а политическую актуальность. Поэт убеждается, что никакая прогрессивная политика для правительства Николая I неприемлема. Отношения Пушкина и царя становятся все более натянутыми.

В 1828 году Пушкин создает произведение, в котором раскрыты другие стороны образа Петра – поэму “Полтава”. Здесь перед нами борьба Петра, преобразованной им России против внешних врагов. Петр – герой Полтавской битвы. Пушкин старается точно воссоздать историческую эпоху – “когда Россия молодая”. Прошлое он раскрывает через живые человеческие судьбы, характеры. Поэтому большое место занимает и лирическая тема, тема необычной любви юной Марии и старого гетмана Мазепы. Эта любовная тема связывает “Полтаву” с предыдущими романтическими поэмами Пушкина. Но эта тема отступает на второй план по сравнению с главной темой – героизацией Петра как полководца. Пушкин понимает огромную роль в исторических судьбах России этого сражения. Битва могла быть выиграна лишь преображенной Россией. Романтическая поэма как бы перерастает в национально – героическую эпопею. В основу произведения положено не событие из личной жизни, а событие, имеющее национальное значение.

Образ Петра, творца победы, раскрывается в контрастном сопоставлении с гетманом Мазепой и шведским королем Карлом XII. В изображении этих исторических лиц, равно как и в целом исторического прошлого Пушкин стоит на прочных позициях историзма, исторической точности. Он тщательно изучает разработку этой темы своими предшественниками / “Мазепа” Байрона, “Войнаровский” Рылеева/. В изображении Пушкина Мазепа – преступник, преследующий личные, корыстные цели, он хочет оторвать Украину от России, ведет переговоры с иезуитами, мечтает даже о троне, и народ не поддерживает его. “Мазепа действует в моей поэме точь-в-точь как и в истории, а речи его объясняют его исторический характер”, - замечает Пушкин.

Точен поэт и в изображении Карла XII. Пушкин не скрывает его личной храбрости, но ведь он ведет захватническую войну, у него нет прогрессивных целей, он действует из честолюбивых соображений. Его поражение предопределено, это чувствует и сам Карл.

Позиция Пушкина, его глубокий историзм особенно подчеркнут в эпилоге. Оказывается, что подлинную оценку событий и исторических лиц дает сама история. Памятником Петру стала Полтавская битва: “Лишь ты воздвиг, герой!”

Пушкин глубоко изучает историю Петра и приступает к написанию научно-исторического труда “История Петра I”. Он поднял огромный материал, и хотя труд оставался незаконченным, концепция Петра, данная здесь, совершенно ясна. Пушкин начинает различать в деятельности Петра и светлые, и темные стороны. Если в 20-е годы Пушкин показывает Петра только как великого и просвещенного монарха, то теперь он видит и жестокого деспота. Он показывает, что реформа Петра строилась на крови народной, теперь он видит избирательное влияние на человека любого, даже просвещенного самовластья.

Такое, более глубокое, чем раньше, истолкование темы Петра, Пушкин воплотил в последней гениальной поэме “Медный всадник” /1833год/.

“Медный всадник” - эта поэма свела воедино все мотивы, прежде разведенные по разным произведениям и разным жанрам. Отсюда и немыслимая смысловая нагруженность.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6