Реферат: Франсиско Гойя Семья короля Карла IV

Реферат: Франсиско Гойя Семья короля Карла IV

Мордовский государственный университет имени Н.П.Огарева

Факультет национальной культуры

Кафедра культурологии

Курсовая работа

Франсиско Гойя "Семья короля Карла IV".

                                                           Выполнил: студентка 1курса ФНК

                                                           спец.культурологии Макмаева Т.Н.

                                          Проверил:

Саранск 2002

Содержание

ВВЕДЕНИЕ…………………………………………………………….3

1.Начало творческого пути Ф.Гойи ….………………………...……6

1.1 Начинающаяся карьера королевского живописца……….……..9

1.2 Заколдованный круг на пути царствования  ничтожной  аристократии…………………………………………………………13

1.3 Фрески "Дома Гойи "…………………………………………….17

1.4 Нашествие Наполеона на королевский "дом"…………….……21

2.Биографические истоки Ф.Гойи……………………………………26

2.1 Национальный гений Испании…………………………………27

3.Первый придворный живописец "Семьи Короля  Карла IV"……...31

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………….…..35

Список используемых источников…………………………………..37

Введение

Мир – это маскарад: лицо, одежда, голос – все подделка,
         каждый хочет казаться не таким, каков он есть на самом деле;
каждый обманывается, и никто не узнает себя.
Ф. ГОЙЯ

    Творчество великого испанского художника Франсиско Гойи уже более столетия привлекает пристальное внимание историков искусства. Первые серьезные попытка раскрыть сложный, глубоко драматический мир этого мастера были предприняты еще романтиками в середине прошлого столетия. В 1842 году Теофиль Готье посвятил ему до сих пор не утратившую интереса статью. Вместе с ней был опубликован первый, еще весьма приблизительный каталог эстампов Гойи, составленный друзьями Делакруа Эженом Пио и Фредериком Вилло.

   Задачей моего исследования выявить сущность картины Гойи "Семья Короля Карла IV ".С помощью анализа этой картины можно проникнуть в душу художника, представить ту эпоху, в которой он  жил и работал.

Наиболее сильное влияние оказало на Гойю творчество мастеров XVII века — эпохи расцвета европейской живописи. Не случайно Гойя своими учителями считал природу, Веласкеса и Рембрандта.

Творчество выдающегося испанского мастера Ф. Гойи развивалось в сложных условиях, связанных с бурными событиями истории: Великой французской революцией, национально-освободительными войнами с Наполеоном, народными восстаниями. И художник выразил это в своем искусстве, создав произведения, проникнутые подлинно национальным духом. Развитие его творчества шло по пути наполнения художественных образов социальным пафосом, к правдивому отображению сцен народной жизни, к острой критике современного ему общества.

Целью моей исследовательской работы -проанализировать творчество испанского художника Ф.Гойи на примере его картины " Семьи Короля Карла IV "

Уже ранние портреты, эскизы к шпалерам для королевской шпалерной мастерской показали великолепное живописное мастерство Гойи, его умение остро видеть действительность.

Но все здесь свидетельствует об одном: Гойя ненавидел социальное зло, боролся с невежеством, ханжеством, выступая против угнетения народных масс. Этими чувствами проникнут и живописный шедевр Гойи "Семья короля Карла IV" (1800, Прадо, Мадрид). В парадном портрете королевской семьи художник не побоялся раскрыть духовное убожество правителей Испании. Отталкивающее впечатление производят их уродливые, злобные лица. В данном портрете великолепие красок, потоки золота, мерцания драго­ценностей лишь оттеняют мещанскую заурядность и удручаю­щую вульгарность тех, кто еще правил Испанией. Гойя опрокидывает все предрассудки сословного общества; он оценивает потенциальные возможности личности, невзирая на ее официальное положение, не испытывая почтения к сану и рангу. И чем дальше, тем все очевиднее идеалом его становится та «святая вольность», которую обожествляли первые роман­тики. Новый, появившийся в эпоху французской революции че­ловек свободного волеизъявления и дерзостного самоутвержде­ния раньше всего заявил о себе у Гойи именно в портретной жи­вописи.

Убежденный в том, что критика человеческих пороков и заблуждений, хотя и представляется поприщем ораторского искусства и поэзии, может также быть предметом живописания, художник избрал для своего произведения из множества сумасбродств и нелепостей, свойственных любому гражданскому обществу, а также простонародных предрассудков и суеверий, те, которые он счел особенно подходящими для осмеяния и в то же время для упражнения своей фантазии.

Поскольку изображаемые предметы по большей части существуют только в воображении, художник смеет надеяться на снисходительность людей понимающих: ведь он не подражал чужим образцам и не мог следовать натуре. И если удачное воспроизведение натуры столь трудно, сколь и достойно восхищения, то нельзя не отдать должное тому, кто полностью отвлекся от натуры и зримо представил себе формы и положения, существовавшие доселе лишь в человеческом сознании, омраченным невежеством или разгоряченными необузданными человеческими страстями.

Для Гойи искусство — отнюдь не воплощение одного только достойного, или прекрасного, или даже возвы­шенного, но целостное и сгущенное отображение действитель­ности, в которой естественному стремлению  человека к идеаль­ному зачастую сопутствует стремление противоположное.

1.  Начало творческого пути Ф. Гойи .

Сарагоса во вторую половину ХVIII века казалась пробудившейся после многолетней летаргии. Одно знаменитое сопротивление города войскам Наполеона доказывает, какой темперамент, какая сила жили за его стенами, Наполненная богатыми средневековыми и ренессансными памятниками, она являлась интересным музеем, куда стекались художники и где царила довольно интенсивная художественная жизнь, Среди немалочисленных меценатов города особенно выделялись каноник Рамон и дон Хуан Мартин, основавший художественную школу, гипсы для которой он выписал из Италии, В лице картезианца Франсиско Сальседо Гойя нашел благожелательного советника, а в лице Мартина Сапатера-и-Клаверия преданнейшего друга, (Письма Гойи к Сапатеру являются до сих пор лучшими документами для характеристики внутренних переживаний Гойи.)

В то время в Испании еще во всей силе жили средневековые обычаи, Не только между отдельными провинциями, но и между городами, а иногда и внутри городов свирепствовала партийность и велась борьба за автономию, Так и в Сарагосе нередко происходили маленькие сражения между прихожанами Сан-Луиса и прихожанами знаменитой церкви Вирхен дель Пилар. Гойя, отличавшийся атлетической силой и замечательной ловкостью, играл не последнюю роль в этих расправах, нередко кончавшихся кровью, и настолько даже прославился в них, что, когда однажды наутро после такого сражения найдены были убитые, он поспешил бежать в Мадрид, так как народная молва слишком определенно указывала на него как на виновника кровопролития.

В то время в художественном мире Мадрида царило большое оживление, Карл III, вошедший на престол в 1759 году, употреблял большие усилия на поднятие искусства, которое он считал важнейшим мотором в процветании промышленности, Экономный во всем прочем, но щедрый в тех делах, которые он считал нужными для блага государства, умный король не щадил при этом средств. Не находя среди испанцев достаточно сильных мастеров для своих грандиозных целей, он обратился к лучшим иностранным художникам — к Джованни Тьеполо и к Рафаэлю Менгсу, Присутствие двух таких мастеров не могло пройти бес-следно для Испании, а в жизни Гойи оба мастера сыграли значительные роли, хотя в совершенно разных отношениях,

Первое пребывание Гойи в Мадриде протянулось приблизительно до 1766 года, Точных сведений об этом пребывании не сохранилось, но, по всей вероятности, как раз в это время Гойя окреп в технике, приглядываясь к работам художников, занятых при дворе, и образовал свой вкус на изучении старых мастеров, которыми были так богаты королевские и частные собрания Мадрида,

Покинуть столицу заставил его, как рассказывают, случай, находившийся, вероятно, в связи с одним из бесчисленных любовных похождений этого страстного человека. Как-то ночью он получил удар стилетом от неизвестного врага и, оправившись от раны, решил на время удалиться из Мадрида, Рассказывают, что с этой целью и чтоб вернее замести след, он присоединился к кадрилье тореро, отправлявшихся к одному из портовых городов, и даже, что на этом пути он не раз принимал участие в боях, Кто знает, с какой страстью Гойя относился еще в глубокой старости к национальному спорту, тому легенда эта представляется вполне возможной,

Из портового города Гойя отправился в Рим, но опять-таки и относительно его пребывания в Риме ничего не сохранилось верного. Лишь легенда сохранила воспоминания о бесчисленных его похождениях, Обстановка здесь была наиболее подходящая для любовной авантюры. Вечный город был тогда центром всяких увеселений, всякого разврата. Художники всех стран чувствовали себя там как дома, и слабая папская полиция не в силах была бороться с этими космополитическими бандами, Два характерных случая из цикла анекдотов о Гойе достойны быть отмеченными,

Желая сохранить память о своей отваге, он, рискуя сломать себе шею, пролез к самому скату купола св. Петра и там выгравировал свое имя. По-прежнему невоздержанный в своих страстях, он пробрался ночью в монастырь, чтобы похитить из него любимую девушку, и за эту неудавшуюся авантюру чуть не поплатился головой, если бы не заступничество испанского посланника, выхлопотавшего Гойе «разрешение бежать» из папских владений.

Для русских любопытно еще сохранившееся сведение о том, что один из екатерининских вельмож (Маруцци? И.И.Шувалов?) делал выгоднейшие предложения Гойе с целью сманить его в Петербург. Только письма старика отца, звавшего сына на родину, помешали исполнению этого проекта, Едва ли, впрочем, живопись бурного испанца пришлась бы по вкусу при дворе северной Семирамиды, мечтавшей в то время о возрождении холодного и строгого античного искусства,

Вернулся Гойя в 1771 году. По дороге, в Парме, он получил вторую премию на конкурсе местной академии по заданной теме «Ганнибал устремляет взгляд на Италию с высоты Альпийских гор».

Вскоре по своем возвращении на родину Гойя получил заказ расписать своды церкви Вирхен дель Пилар в Сарагосе, которая в то время была значительно увеличена ввиду постоянно возраставшего наплыва паломников, сходившихся в Сарагосу на поклонение чудотворному столпу, на котором Богородица явилась св. Иакову, Как этот, так и последовавший за ним, в 1772—1774 годах, цикл фресок, исполненный Гойей в Картезианском монастыре Aula Dei, указывают сильную зависимость Гойи от нарядного, чисто декоративного стиля Тьеполо, но не представляют в художественном отношении чего-либо значительного, Это безличные, ординарные работы, какими покрывались в те времена бесчисленные церкви по всей Европе. Лишь в редких кусках виднеется рука мастера и прорывается нервность более высокого порядка,

В 1775 году мы застаем Гойю в Мадриде, уже женатым на Хосефе Байэу, сестре придворного живописца, бывшего товарища и, быть может, учителя Гойи в Сарагосе, Брак этот не был вполне счастливым как вследствие любовных похождений неисправимого Гойи, так и благодаря тяжелому характеру Хосефы, К тому же супруга Гойи расходилась с мужем во взглядах на искусство, Это не помешало чете иметь двадцать человек детей, из которых, впрочем, лишь один пережил своих родителей.

1.1     Начинающаяся карьера королевского живописца.

С этого времени жизнь Гойи потекла в довольстве и в почете; деятельность же очень работоспособного художника прямо утроилась, Вот только вкратце этапы его официальной карьеры: в 1780 году Гойя выбран членом академии Сан Фернандо; в 1785-м произведен в Teniente Director той же академии; в 1786-м он получил звание королевского живописца, «Я устроил себе,— пишет он другу в том же году,— действительно налаженную жизнь, Я никому не прислуживаюсь, Кто имеет до меня надобность, должен меня искать, и, в случае когда меня находят, я еще заставляю немного просить себя, Я остерегаюсь сразу принимать какие-либо заказы, за исключением тех случаев, когда нужно угодить видному персонажу или же когда я считаю нужным сдаться на настойчивые просьбы друга. И вот, чем более я стараюсь сделать себя недоступным, тем более меня преследуют. Это привело к тому, что я так завален заказами, что не знаю, как всем угодить». 30 апреля 1789 года Гойя отправляется в Аранхуэс, чтобы присягнуть новому королю, назначившему его камерным художником — звание, дававшее право на вход во дворец.

В 1776 году Менгс устроил Гойе заказ исполнить картоны для королевской шпалерной мануфактуры San ВагЬага, и с этого момента в продолжение многих лет (до 1791 года) Гойя пишет серию композиций, предназначенных служить образцами для тканых картин, Эти композиции освещают целую сторону его личности и дают самую характерную ноту для молодых лет его деятельности, Исполнение картонов не заняло, впрочем, всей деятельности Гойи за эти годы, Так, в 1778 году он исполняет ряд офортов с картин Веласкеса, Офорты с Веласкеса принадлежат в чисто графическом отношении к наиболее совершенному из того, что сделано мастером.

С лета 1780 года Гойя снова занят фресками в церкви Богородицы в Сарагосе, и во время этой работы он сильно повздорил со своим зятем Байэу, которому было поручено общее наблюдение за работами, Байэу позволил себе критиковать произведения Гойи, к нему присоединилась и хунта церковного совета, смущенная общественным неудовольствием, Несмотря на уступки Гойи, все это кончилось тем, что его довели до отказа от дальнейшего исполнения фресок, Любопытна для характеристики взглядов Гойи на искусство фраза в записке, поданной им в церковный совет: «Честь художника очень тонкого свойства, Он должен из всех сил стараться сохранить ее чистой, так как от репутации его зависит все его существование; с того момента, когда она запятнана, счастье его гибнет навсегда», Вот почему он не может согласиться с тем, чтоб с ним, которого удостоил своим одобрением сам король, обращались как с наемным ремесленником. Весь этот случай, произошедший благодаря щепетильности Гойи и известной надменности Байэу, очень дурно отозвался на настроении художника, Он некоторое время страдал манией преследования, сделался раздражительным и мрачным. Несколько лет спустя он помирился с зятем, и тот загладил свою вину, оказав Гойе поддержку во многих делах, Красивый портрет Байэу написан уже после этого примирения,

Русский биограф В.Стасов, для которого Гойя был чем-то вроде предвестника Верещагина, нравоучительным сатириком и житейским философом во вкусе 1860 годов, обдал презрением этот цикл работ и считал картоны Гойи «балетно-элегантными и ложно галантерейными», Стасов даже недоумевал, что «есть еще» между французами, немцами и англичанами люди, способные радоваться на подобный «ублюдочный род искусства» и согласные прощать всю его ложь из-за «каких-то дилетантских соображений, из-за какого-то праздного любования на краску или рисунок», «Нам, русским, это все уже только смешно и жалко»,— кончает он свою мысль.

Между тем картоны Гойи знаменуют собой целую эпоху не только в его жизни, но и в жизни всего испанского народа. Не надо забывать, что если для Франции XVIII столетие означало непрестанное движение к революции, то для Испании это же время было чем-то совершенно иным, Испания после бездарного правления Габсбургов в XVII веке переживала теперь, под скипетром Бурбонов, своего рода возрождение, К концу века благодаря ряду удачных реформ Филиппа V, миролюбивого Фердинанда VI и умного, добросовестного Карла III Испания ожила от мрачного средневекового кошмара, в котором она пребывала двумя столетиями дольше, нежели другие страны Европы, Много еще оставалось исправить и улучшить, но в народе жила уверенность, что и это придет в свое время,

Нравы испанского образованного общества изменились за этот век до неузнаваемости, Такой художник, каким является Гойя в своих картонах и в портретах, был бы немыслим при Карле II, так же, как немыслимо было бы при последних Габсбургах изгнание иезуитов, произошедшее в 1767 году, и, наконец, реформа всего внешнего быта, ярче всего символизировавшая коренную перемену, произошедшую в нравах испанского общества.

Настроением счастья и довольства пропитаны «шпалерные картоны» Гойи. От них веет молодостью и силой. Если в них и встречается несколько более мрачных страниц, то сделано это для художественного контраста, да и эти мрачные страницы обусловлены или природой (путники, застигнутые метелью), или неумеренным употреблением вина (драка у харчевни), причем в последней сцене совершенно очевидна юмористическая задача художника без намека на какое-либо нравоучение. Все остальное передает нам или детские забавы, или национальные игры, или просто сценки с натуры из жизни Мадрида и окрестных деревень.

Исполнены эти картоны с удивительной легкостью (одно их количество указывает на нервную спешность исполнения) в несколько грубоватой технике, с утрированным контрастом света и тени.

К шпалерным картонам примыкает и один из главных шедевров Гойи, написанный им, как кажется, в 1788 году и изображающий народное гулянье во время ярмарки св.Изидора в долине Мансанареса. Небольшая картина эта принадлежит к самому замечательному, что создала живопись XVIII века, и в творении самого Гойи она является лучшим в чисто живописном отношении перлом.

Национальное празднество у капеллы патрона Мадрида св. Изидора происходит в конце мая и длится несколько дней, На гулянье это собираются толпы народа не только из окрестных деревень, но и из далеких провинций.

В дни Гойи празднество это представляло особенно блестящую картину, и художник увековечил зрелище с удивительной, трогательной любовью. Не изменяя своему широкому приему письма, он все же постарался здесь дать нечто совершенно законченное. Все в этой картине: и редкий по непосредственности впечатления «вырез» ее первого плана, и воздушность широкой панорамы, и группировка массы фигурок, разодетых в нежно-пестрые костюмы, а главное — весенний, мягкий, белый свет, разлитый повсюду, — производят чарующее впечатление, рассказывают о том наслаждении, которое должен был испытывать впечатлительный, легко возбуждающийся художник, гуляя по этим лугам, отдыхая на траве с друзьями, глядя на вереницу расписанных экипажей, вмешиваясь в веселые разговоры простых обывателей, вышедших за стены подышать свежим воздухом. В чисто живописном отношении Гойя никогда больше не подымался на ту же высоту.

К этому же времени (к 1780-м годам) относится ряд очень жизненных портретов Гойи. Они, правда, уступают по остроте характеристики и по сдержанности красочной гармонии произведениям более позднего времени. В них еще нет полного синтеза и той выразительной меткости, которые Гойя приобрел впоследствии и которые в портретах 1790-х и 1800-х годов заставляют прощать все их технические недостатки. Зато портреты первого периода отличаются удивительным вниманием к предмету и какой-то молодцеватой свежестью. Сюда относятся портреты Карла III и Карла IV в охотничьих костюмах, портрет семьи благородного инфанта дона Луиса-Антона и многие другие.

1.2     Заколдованный круг на пути царствования  ничтожной  аристократии.

С начала 1790-х годов в творчестве Гойи происходит большая перемена, Повлияли на это как обстоятельства внешнего мира, так и ухудшение в здоровье мастера, приведшее его к совершенной глухоте. Из жизнерадостного, чисто внешнего художника, наследника плеяды чувственных поэтов XVIII века, Ватто, Буше и Тьеполо, Гойя превращается в злобного сатирика, в пессимиста адских сил, издевающихся над бедными людьми, как над фантомами. Фантомами, пожалуй, были и его прежние действующие лица. Гойя, даже в самых своих острых портретах, не давал «апофеоза» человеческой личности, как то делали Тициан или Ван Дейк.  Доля издевательства и презрения сквозит и в его «картонах», Но до того периода, к которому мы теперь обращаемся, презрительное отношение Гойи к человечеству было смягчено его богатой, щедро разливавшейся на все чувственностью, тогда как отныне он становится сосредоточенным человеконенавистником, жестоким и беспощадным в своем презрении. Потемки скептицизма окутывают его, и если еще и прорывается у него улыбка прежнего веселья или какая-то надежда на лучшее будущее, то эти моменты являются редчайшими и краткими проблесками.

Разумеется, главной причиной этого тяжелого состояния была глухота. Для такого бешеного авантюриста и чувственника, для такого страстного музыканта, каким был Гойя, лишиться слуха значило быть вдруг отрезанным от всей жизни, значило быть заключенным в какую-то удручающую тюрьму. Положим, друзья продолжали ценить в Гойе его остроумие, и большинство их (среди которых герцогиня де Альба и сам премьер Годой) выучились объясняться с ним посредством знаков, а он вскоре наловчился угадывать слова по движению губ.  Но все же Гойя не слышал, Он был, как в заколдованном круге, в вечно зловещем уеди-нении.

Кошмаром должны были протекать для него последующие годы, составившие почти половину его жизни. Рассказывают, что, желая во что бы то ни стало услыхать музыку, Гойя приложил однажды руки к струнам спинета и попросил ему что-нибудь сыграть. Но и тут он лишь почувствовал дрожание струн, но ни малейшее подобие звука не проникло в заколоченную тюрьму его души, В этом случайно сохранившемся свидетельстве отразился трагизм его состояния, Такому человеку уже нечего было ждать истинной радости, и скоро в нем атрофировалась и самая вера в радость.

Не могли способствовать хорошему расположению духа Гойи и внешние события, резко изменившие движение испанской культуры и втянувшие Испанию в ужасающие бедствия.  В 1789 году умер Карл III, и на престол взошел фатальный для Испании Карл IV, добродушный, но ленивый, слабовольный и глупый человек, всецело подпавший под влияние своей властолюбивой и развратной супруги Марии-Луизы и их общего фаворита Годоя, являвшегося при испанском дворе чем-то вроде нашего Платона Зубова.

Пожалуй, в другое время царствование этой странной триады и не было бы столь пагубным для страны, Годой выказал же известные способности и употребил большое старание на то, чтоб с достоинством играть свою роль, Но времена были не такие, чтобы дилетантизм и междуцарствие прошли безнаказанно.  За Пиренеями уже начался пожар, быстро охвативший всю Европу, и если даже народ Испании и не обнаруживал склонность зажечься об этот огонь, то все же оставаться безучастным зрителем было невозможно. Испания была насильно втянута в общий круговорот, и после многих лет бездарных нащупываний она вдруг была лишена права на самобытное существование и, мало того, превратилась сама в арену, на которой разыгралось одно из последних действий грозной трагедии, с которой началась Новейшая история.

Одновременно изменился и весь строй испанской жизни, и в этом не столько был виноват пример, шедший из Франции, сколько полная перемена в характере придворных нравов, являвшихся до тех пор образцовым выразителем культурного состояния страны. Разврат и пороки существовали и раньше при испанском дворе, как и повсюду во все времена, но разврат и пороки эти не были лишены известной величественности и были облечены в тот строгий стиль, благодаря которому двор и придворные не переставали быть своего рода неприступным для простых смертных Олимпом.

Царствование Карла IV, Марии-Луизы и Годоя в существе нарушили эту своеобразную гармонию. Маска была легкомысленно сброшена, и все вдруг увидали на престоле не богоподобных монархов, для которых общий закон не писан, а самых обыкновенных и очень ничтожных людей с пошлыми и уродливыми пороками. Испанская аристократия, всегда проявлявшая склонность к независимости, перестала чувствовать над собой железную руку абсолютизма и сейчас подняла голову, тем самым помогая разрушить то, что составляло венец государственного строя Испании, Распущенность при дворе получила циничный характер, и неуважение к королевской чете стало выражаться открыто, Скандальная хроника Мадридского двора сохранила память об одной аристократке, которая при всяком случае публично наносила удары самолюбию королевы, а знаменитая подруга и покровительница Гойи дукеса де Альба должна была поплатиться временным изгнанием за свою слишком бесцеремонную откровенность.

Страницы: 1, 2