Реферат: Постмодернизм 20 века

Реферат: Постмодернизм 20 века

Волгодонский Институт Новочеркаского Государственного Технического Университета

Реферат по культурологии на тему:

Проверил преподаватель:

Маркина Г.И.

Выполнил: студент гр.2-4а

Барсуков Сергей.

Волгодонск 1998г.

1) Введение.________________________________стр.2-3

2) Современное движение или движение к новой архитектуре.______________________________стр.4-6

3) Постмодернизм в ретроспективизме._______стр.6-9

4) Идеологи постмодернизма.________________стр.9-13

5) Постмодернизм и его историческая

судьба.__________________________________стр.13-15

6) Постмодернизм в социально – культурных условиях буржуазного общества._____________________стр.15-17

7) Заключение._______________________________стр.17

8) Список использованной литературы._________стр.18

-1-

Если бы в начале 60-х годов кому-нибудь из активных деятелей художественного авангарда на Западе сказали, что через десять лет музеи современного искусства будут выставлять фигуративную живопись и в ретроспективах демонстрировать дипломные проекты Эколь де Боз'ар, а фасады новых зданий будут «украшать» колонны, арки, сандрики, только самые отъявленные скептики, вздохнув, заметили бы, что новое в искусстве-всегда хорошо забытое старое. И в данном случае не ошиблись бы. После программного антитрадиционализма, элитаризма, доходив­шего до герметизма, и ухода от реальности, крайним выражением которого стал абстракционизм, через пара­доксальную вещественность поп-арта, как бы внехудоже-ственную документальную прозу, кинофильмы ужасов, театральные хэппенинги, пытавшиеся стереть грань между сценическим действом и жизненной реальностью, художе­ственный авангард в капиталистических странах обратился к возрождению традиционных средств выразительности.

Возможно, наиболее наглядно—хотя бы в силу физи­ческого масштаба и непосредственной связи с жизнеде­ятельностью масс—изменения творческой направленности воспринимаются в архитектуре. Эти изменения тем значи­тельнее, что архитектура исторически выступает в роли искусства, как бы концентрирующего самую суть движе­ний художественного сознания и стабилизирующего стиль эпохи, и оказывает этим самым косвенное, но глубокое влияние на другие виды искусства.

Вот несколько «шокирующих» примеров новейшей архитектуры Запада, ставших уже своего рода классикой Южного нового течения в архитектуре развитых капиталистических стран в 70—80-е годы—постмодернизма. В центре крупного американского города Нью-Орлеана во второй половине 70-х годов по проекту архитектора Чарль­за Мура был построен комплекс—общественный центр итальянской общины, Пьяцца д'Италиа. Рядом с высотны­ми призмами из стекла, бетона и стали

давно забытыми капителями и маскоронами круглый бассейн с фонтаном, посредине

появился окруженый ярко раскрашенными аркадами и колоннадами с, казалось бы, которого цветны­ми камнями выложена рельефная карта итальянского «сапожка». Сложно переплетенные реминисценции импера­торских форумов и барочного Рима,

-2-

использование рядом с традиционными материалами нержавеющей стали, аноди -

рованного алюминия, разноцветных неоновых трубок и суперграфики, дух карнавальности буквально поражают воображение. Напоминание о прошлом и даже его возрож­дение в неких до странности обновленных формах, заим­ствованные из прошлого, но гротескно переосмысленные нарочито искаженные архитектурные детали и совсем уже неожиданная после десятков лет господства абстрактного декора подчеркнутая изобразительность всей архитектуры стали сенсацией, а сам комплекс был включен в число «наиболее спорных» произведений зодчества 70-х годов.

Испанский архитектор-авангардист Рикардо Бофилл строит в новых городах-спутниках Парижа жилые ком­плексы, запроектированные по строго осевой, жестко симметричной схеме с тяжелыми карнизами и фронтонами мощными (явно декоративными) колоннами, приподнятыми на рустованных стилобатах. И все эти воспоминания о французском классицизме—на базе современной инду­стриализации строительства: части огромных колонн и другие архитектурные элементы изготавливаются на поли­гонах и лишь монтируются на стройплощадке.

Особняки, построенные по проектам известного американского архитектора, педагога и теоретика Роберта Вен­тури, явно апеллируют к традиции своими подчеркнуто развитыми скатными крышами и свесами карнизов, слухо­выми окнами, дымовыми трубами, циркульными очертани­ями проемов, использованием традиционных материалов— дерева, камня. Тут же используются новейшие приемы пространственных построений, рожденные современной архитектурой, и в то же время особняки эти демонстратив­но оборудуются громоздкой, старомодной мебелью.

Бесспорно, все это—неожиданность с точки зрения ставших уже канонами позиций «модернистов»— архитекторов, художников и искусствоведов 50 - 60-х го­дов, но столь же бесспорно здесь обнаруживается опреде­ленная закономерность при сопоставлении этих явлении с «возрождением» фигуративной живописи, с организацией в ведущих музеях современного искусства выставок эклек­тической архитектуры конца XIX—начала XX века и едва ли не всеобщей погоней за старинной мебелью и посудой, с музыкой «кантри», со стилем «ретро» в кинематографии и модах. Сама собой напраши- вается мысль, что подобные изменения в выразительном языке архитектуры, при всей их важности для развития формообразования, в известной мере вторичны. Они отражают более глубокие перемены в архитектурном и еще шире-в художественном сознании.

-3-

«Современное движение», или «движение к новой (сов­ременной) архитектуре», как назвали комплекс своих идей и приемов, новаторских для своего времени, передовые архитекторы начала 20-х годов, выразило в професси­ональной сфере комплекс социально-утопических и эстети­ческих воззрений того времени. Их вдохновляла утопиче­ская идея с помощью радикального обновления и преобра­зования среды жизнедеятельности изменить поведение людей и усовершенствовать социальное устройство.

Растратив или, во всяком случае, видоизменив социаль­но-преобразовательные претензии и творчески усвоив рас­пространившиеся в обыденном сознании на Западе техни-цистско-прогрессистские идеи, расширив и развив свой формально-композиционный арсенал, в частности за счет эстетического освоения новейшей техники, архитектура «современного движения» в первые десятилетия после второй мировой войны стала уже в буквальном смысле слова «современной», господствующей. Сверкающие стек­лом призмы суперсовременных небоскребов в ходе куль­турной экспансии правящих кругов США распространились от Токио до Парижа, от Стокгольма до Рио-де-Жанейро. Обслуживавшая крупнейшие монополии, «современная» архитектура была как бы взята ими на вооружение и в конечном счете интегрирована «культурой большого бизне­са».

Острая картина идейно-художественной борьбы вокруг стилевой направленности архитектуры и искусства сложи­лась в конце 60-х—начале 70-х годов, отражая сложную и противоречивую ситуацию в общественном сознании разви­тых капиталистических стран. Ее породили глубокий ду­ховный кризис, окончательная утрата иллюзий, которыее поддерживались в предыдущее десятилетие относительно быстрым экономическим ростом, вызванным развертыва­нием научно-технической революции и влиянием буржуаз­ного либерализма. Во второй половине 60-х годов кризис обострился вследствие быстрого крушения левого радика­лизма, которое в области искусства обернулось разочаро­ванием в связанной с левым радикализмом контркультуре. Это разочарование в конкретных идеалистических и утопи­ческих способах «совершенствования»

-4-

капиталистического общества часто приобретало форму отказа от его преобра­зования вообще и в конечном итоге вызвало распростра­нившиеся в широких общественных кругах настроения общественной пассивности, апатии, равнодушия. В своем наиболее реакционном и поддержанном правящими круга­ми выражении все это вылилось в «новый» консерватизм и правый радикализм.

В этих условиях «современная» архитектура подверг­лась решительной атаке не столько со стороны ретрогра­дов, сколько (и это было неожиданно) со стороны новей­шего авангарда, «трансавангарда», как профессионального, так и художественного в целом, причем критике подвергал­ся и формально-выразительный арсенал и идейные основы движения, которые целиком были объявлены заблуждени­ем, ошибкой, вызвавшей тяжелые последствия социально­го, этического и психологического плана как для развития самой архитектуры, так и для масс ее потребителей. «Современная» архитектура была (не без оснований) объ­явлена составной частью истэблишмента, орудием угнете­ния наиболее эксплуатируемых и дискриминируемых слоев населения и манипулирования их сознанием.

На этой волне всеобщей критики «современной» архи­тектуры и сформировалось движение архитектурного пост­модернизма. В отличие от прежних критических по отношению к «современной» архитектуре направлений, на­целенных лишь на освобождение доктрины от некоторых явно устаревших догм и на совершенствование ее компози­ционно-образного арсенала, постмодернисты открыто объ­явили о своем отказе от идей и творческих принципов «современного движения» в целом. В соединении с прог­раммным, образующим сердцевину новой концепции анти­утопизмом этот отказ определил всю идейно-творческую платформу постмодернизма. Осудив жизнестроительные замыслы пионеров современного движения, постмодерни­сты выступили с пропагандой «реалистичности», то есть пассивного (но при этом открытого, программного) подчи­нения существующей социально-экономической, культур­ной и градостроительной ситуации. Отказавшись от круп­номасштабных градостроительных мероприятий (стро­ительства новых и коренной реконструкции существующих городов), радикально изменяющих среду обитания и, соот­ветственно, поведение людей, они призывают к «контексту­альному» вписыванию в нее, к постепенности преобразова­ний.

Одной из позиций концепции постмодернизма, непос­редственно связанной с устано-

-5-

вкой на подобное «вписыва­ние», является решительное изменение отношения к потре­бителю архитектуры, чьими ценностями и эстетическими ориентациями пренебрегали идеологи модернизма, в том числе архитектурного; переход от архитектуроцентрист-ской, лидерской, поучающей позиции к исследованию и пониманию его потребностей и запросов, включая эстети­ческие, к поиску коммуникабельности и в связи с этим понятности языка форм для художественно неподготов­ленного потребителя и, в конечном счете» к программному подчинению требованиям заказчика. В этой связи амери­канский архитектор-методолог Кристофер Александер пи­сал: «Все решения о том, что строить и как строить это, должны быть в руках пользователя» .

При всей обусловленности этой позиции положением профессии в структуре современного капитализма и на­стойчиво пропагандируемыми воззрениями «потребитель­ского общества» она несет отчетливую печать антиэлитар­ности, которая является программной, хотя в условиях капиталистического общества, естественно, часто неосуще­ствимой. Важной характеристикой архитектурного постмо­дернизма, которую здесь необходимо особо подчеркнуть, является его косвенно связанная с консерватизмом, проти­востоящим «прогрессизму» модернистов, художественная ориентация, принципиально отличающаяся от техницист-ской, программно антиэстетической направленности орто­доксального функционализма и возникших на его основе творческих течений 60-х годов, особенно архитектурной футурологии и концепций, связанных с леворадикальными движениями. Наиболее последовательные (фактически рет-роутопистские) группировки постмодернистов призывают к отказу от индустриализации строительства и даже к возрождению ремесленно-цеховой технологии. Усиление внимания к образности вызвало активизацию исследований семантики, символического содержания архитектурной формы.

В формально-образной сфере идейная платформа по­стмодернизма наиболее зримо проявилась в открытом ретроспективизме, внутренне воплощающем отказ от устремления вперед, программно разрывающем с антитра-диционалистской

-6-

направленностью художественного (в том числе архитектурного) авангарда 10-60-х годов XX века. Постмодернисты отказались от стремления к непрерывно­му обновлению как самостоятельной ценности в идеологии модернизма и призвали к возвращению к старым формам, привычным знакам и метафорам. В отличие от «современ­ного движения» в архитектуре и всего художественного модернизма постмодернизм не создает своего абсолютно нового, не имевшего прецедентов выразительного языка, а программно опирается на готовый арсенал форм, только представляя и сопоставляя их новым, необычным спосо­бом: уроки поп-арта усвоены и использованы постмодерниз­мом.

В проектах и постройках постмодернистов историзм непрерывно нарастал и оказывал возрастающее воздей­ствие на стилевую направленность архитектуры в целом, а также используемых в архитектуре произведений живопи­си, скульптуры и прикладного искусства в последнее десятилетие. Если в 50—60-е годы крайне редкое включение старинных картин, скульптур, мебели в современную архитектурную композицию главным образом было приз­вано оттенить, подчеркнуть новизну, нетрадиционность сооружения, то в 70-е годы для обогащения архитектуры стали программно использоваться старинные или стилизо­ванные под старину картины в тяжелых резных рамах или произведения фото- или гиперреалистов. В вестибюле пожарного депо в Нью-Хейвене Р. Вентури поместил громадное живописное панно, изображающее пожарную упряжку конца 19века. Анологично на смену легкой мебели из металических трубок или прямоугольным диванам и сервантам стали привлекаться«бабушкины» буфеты с башенками, стулья с фигурными ножками, люстры со свечами. К концу 70-х годов получило широкое распространение наряду с парадоксально искаженным бук­вальное воспроизведение образов и деталей архитектуры прошедших эпох и сформировалось приобретающее все большее влияние течение постмодернистского классициз­ма. Характерна в этом плане выставка «Присутствие прошлого», которая была организована в 1980 году в Венеции и продемонстрировала консолидацию сил «анти­современного» движения.

Все эти принципиально новые (хотя бы в плане возвра­щения к старому) черты постмодернизма в архитектуре— и, шире, в искусстве в целом—делают необходимым диалектически рассмотреть содержание этого явления и его место и роль в развитии искусства XX века, тем более что в этом вопросе нет единодушия ни у зарубежных

-7-

(заинтересованных свидетелей и нередко участников дви­жения), ни у советских исследователей.

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что «постмо­дернизм» не просто название художественного течения, а его содержательное самоназвание. Причем постмодерни­сты осознанно, целенаправленно взяли в название своего течения приставку «роst» (после). Исторически и этимоло­гически это самоназвание, безусловно, примыкает к полу­чившим распространение в 60—70-е годы в американской социально-политической литературе терминам «постинду­стриальное общество», «постурбанистический», то есть «послегородской» образ жизни и т. п. Всех их объединяет обозначение не столько содержания нового явления (как в неопластицизме, неореализме или в дисфункционализме), сколько отличие от уже известного явления с принятым названием. При всей алогичности буквального значения этого термина—«послесовременный»—самоназвание «по­стмодернизм» четко выражало сердцевину концепции тече­ния: не просто отказ от идей и приемов «современной» (модернистской) архитектуры, но претензию на его замену.

Главное в проблеме дефиниции постмодернизма— понять, почему это явление—именно «постмодернизм» (часто пишется через дефис, что морфологически усилива­ет значение приставки «пост-»), то есть что отличает постмодернизм от «классического», относительно устояв­шегося к началу 60-х годов модернизма. Сами постмодер­нисты этим названием сразу заявили о стадиальном, а не творчески-дискуссионном характере своей доктрины.

Может возникнуть вполне резонный вопрос: так ли необходимо столь детально исследовать этимологию и содержание самоназвания одного из течений—пусть даже обретающего все большую влиятельность—новейшего ис­кусства Запада? Сколько их возникло и, подобно мотыль­кам, уходило в небытие в XX веке! Сильно ли различаются в реальности, например, фовизм, дадаизм, сюрреализм, и не случайны ли некоторые из этих названий?

Представляется, что в данном случае ситуация иная. Постмодернизм, хотя и не является единственным и тем более господствующим направлением в архитектуре и искусстве развитых капиталистических стран 70—80-х годов, по-видимому, знаменует собой новый этап в разви­тии искусства капитализма, тесно связанный со всей социально-экономической и культурно-идеологической си­туацией последних десятилетий. К тому

-8-

же с вовремя заявленным названием «постмодернизм» не только корреспондируются,

но, возможно, им в большой степени опреде­ляются (или по меньшей мере стимулируются) его важные типологические черты, идеи и формально-композиционные приемы. Не исключено, что постмодернистски ориентиро­ванные теория и критика, опережая естественное движение творческого процесса, как бы навязывают ему новые некие «умозрительно» сконструированные особенности.

Идеологи постмодернизма с самого начала пытались определить его характерные особенности, подчеркивая прежде всего несомую им «новизну» поиска общепонятно­сти решений и связанное с ним обращение к старым, казалось бы, уже пережитым и навсегда отвергнутым художественным сознанием приемам и формам. Однако большая часть западной художественной критики 70-х годов видела в постмодернизме не стадиальное явление, а только очередную и трудно выделяемую совокупность претендующих на новизну течений. И это естественный и частый в искусствознании взгляд, когда новые направле­ния рассматриваются с точки зрения не его собственных позиций, а принципов и критериев, признанных в данный момент. Поныне в западной критике существует тенденция не замечать того нового, что внес в архитектуру постмо­дернизм, отказывая ему в концептуальности. Так, справед­ливо отмечая, что на протяжении практически всей исто­рии «современной» архитектуры существовали оппозицион­ные по отношению к ней - обычно традиционалистические - течения, американский критик Ричард Г. Уилсон твердо, хотя и без достаточного основания, заявляет: «То, что называют постмодернизмом, есть лишь продолжение более ранних идей».

Но и среди исследователей, признающих новизну по­стмодернизма, преобладает почти беспредельно расшири­тельная трактовка термина. Американский писатель Маль-кольм Бредбери писал: «Нам предоставлен удобный флаг, под которым можно пускаться в плавание. На этом флаге значится «постмодернизм». Под широким знаменем по­стмодернизма собрались такие пестрые явления, как театр абсурда, французский «новый роман», американский «но­вый журнализм», всевозможные направления в живопи­си—от поп-арта и оп-арта до абстрактного экспрессиониз­ма и фотореализма» . Видный американский архитектур­ный критик Ада-Луиза Хэкстебл считает, что «термин

-9-

«постмодернизм» не содержит в себе ничего загадочного или точно определенного, это просто все, что появляется в зодчестве после современной архитектуры», и добавляет:«Это термин удобный: с одной стороны—всеобъемлющий, с другой—расплывчатый. За ним, по сути, скрывается множество подходов и стилей».

Одну из первых развернутых дефиниций постмодерниз­ма в советской научной литературе дала В. А. Крючкова: «Постмодернизм—термин, который часто употребляется в западной критике для обозначения всей совокупности новейших модернистских направлений (начиная с поп-арта)»". О. Э. Туганова, считая, что «постмодернизм сво­ими корнями уходит в такие течения начала XX века, как футуризм, кубизм, дадаизм, сюрреализм, конструкти­визм», пишет: «Мы считаем возможным отнести к постмо­дернизму такие художественные явления, как «черный юмор» («веселый нигилизм»)... структуралистское кино, алеаторика в музыке, «пост-художественная абстракция», «пост-студийная скульптура» и поп-арт в изобразительных искусствах». Н. С. Автономова вообще говорит о «прак­тике современного модернизма (или, точнее, постмодерниз­ма) в искусстве» .

Понятие постмодернизма вызывает различные толкова­ния вследствие не только несовпадения подходов исследо­вателей, но и исторического процесса видоизменения его содержания. Выдвинутое после второй мировой войны, оно вроде бы естественно фиксировало рубеж в развитии истории и, казалось бы, культуры, в том числе художе­ственной. Но, поскольку преемственность с довоенным модернистским искусством очевидно сохранялась, понятие не укоренилось. Вновь зазвучало оно в 60-е годы и как бы получило вторую жизнь вплоть до начала 70-х годов для обозначения новых явлений как в собственно модернизме, так и в контркультуре. И, наконец, сегодняшний беспреце­дентный взлет интереса и внимания к постмодернизму в связи с поворотом искусства к фигуративности, изобрази­тельности, повествовательности, орнаментальности— вообще к традиции в самом широком смысле слова. В этих нынешних условиях понятие постмодернизма приобрело более определенный (по сравнению с его прежними трак­товками) смысл противостояния модернизму. Однако «в ходу» остались и все прежние трактовки понятия. Отсюда смущающая неоднозначность суждений и дефиниций, че­респолосица мнений и оценок.

Тем не менее представляется, что именно со второй половины 70-х годов постмодернизм приобрел свое соб­ственное лицо и сложился как подлинный пост-

-10-

модернизм (через дефис!), как новое, самостоятельное художествен­ное направление,

противостоящее модернизму как таково­му и претендующее на его замену. Вот почему замечание В. Л. Глазычева: «Постмодернизм—прежде всего заба­ва... Он попросту любопытен» ,—конечно же, только шутка, заменяющая глубокий, подлинно критический анализ развивающегося и самостоятельного явления.

Многочисленность существующих определений очевид­но растворяет определенность постмодернистской эстетики или, что методологически более тревожит, объединяет этим термином одновременные с постмодернизмом, но отличные от него именно последовательным развитием модернистских концепций художественные явления, кото­рые точнее определяются терминами «неоавангардизм» или «поздний модернизм» (в отличие от «трансавангардизма» и, соответственно, «постмодернизма»).

Несомненный интерес представляет трактовка термина «поздний модернизм, в западном архнтектуроведении. Виднейший теоретик архитектурного постмодернизма ан­глийский критик Чарльз Дженкс утверждает, что термин «поздне-современный» (1аtе-modern) появился в 1977 году . Однако он часто и капитально использовался в западном искусствознании значительно раньше. Автор книги «Позд­ний модернизм. Изобразительные искусства после 1945 года» Эдвард Люси-Смит объединяет этим термином все послевоенное авангардистское искусство, непосредственно выводя его из модернизма первой половины века. Сам же Дженкс в 1977 году опубликовал книгу «Язык архитектуры постмодернизма», ставшую своего рода «библией» движе­ния. Но пропагандировавшиеся в книге явления, оппозици­онные по отношению к «современной» архитектуре, явно не укладывались в рамки постмодернизма. И в 1980 году в полном созвучии с книгой Э. Люси-Смита выходит новая работа Дженкса «Архитектура позднего модернизма», где автор четко и достаточно обоснованно отделяется от постмодернизма. Поздний модернизм рассматривается им как непосредственное продолжение «современной архитек­туры» («модернизма»), но на стадии ее вырождения. Акцентируя эстетические возможности новейшей техники и прежде всего смелость и легкость конструкций, поздний модернизм как бы щеголяет и жонглирует блеском и ультрановизной архитектурных форм. «Хай-тек»—стиль «высокой техники»—это сегодня пик развития позднего модернизма. Его яркий пример—Центр культуры и ис­кусств имени Ж. Помпиду в Париже архитекторов Р. Пи­ано и Р. Роджерса. Однако этот внешний блеск тщится прикрыть собой внутреннюю пустоту архитектуры, ибо поздний

-11-

модернизм растерял весь социально-преобразующий пафос и демократический заряд «совре­менного движения» и, развивая традиции проектной футу­рологии начала 60-х годов, вообще исключил социальную проблематику из круга своих интересов.

Вероятно, если бы не появление постмодернизма как течения, не возникла бы потребность в поисках термина «поздний модернизм» или, возможно, это понятие оказа­лось бы чисто периодизационным, а не содержательным, которое отмечает не просто последовательные, а новые тенденции в модернистском искусстве и современной архи­тектуре. Ведь совершенно очевидно, что, скажем, усиле­ние поисков пластической, формальной выразительности в архитектуре Запада 50—60-х годов все же ни в коей степени не выводило эту тенденцию за рамки ставшей уже традиционной современной архитектуры.

Фактически появление новой дефиниции—«поздний мо­дернизм»—как бы «от противного» доказывает осознание и признание постмодернизма как нового и достаточно определенного художественного явления. Именно в этой ситуации противопоставления одновременных и имеющих общие истоки, но качественно различных явлений стано­вится понятным, что поздний модернизм является продол­жением модернизма, тогда как постмодернизм—реакция на него и его отрицание.

Если брать художественный процесс в целом, то утверждения о «конце модернизма» в западном искусстве и приходе «эры постмодернизма» явно преувеличены пото­му, что идеология модернизма подвергается сегодня по­стмодернистской ревизии лишь частично, фрагментарно. Основную критику вызывает абстрактно-функционалистская ветвь модернизма со всеми ее новей­шими модификациями, прочнее всего вошедшая в культуру современного буржуазного общества и (в прямом смысле слова) окрасившая собой все его этажи—от престижных и государственных объектов до рядовой среды повседневной жизнедеятельности. И сегодня основной вал строительной продукции катится по наезженным рельсам добротной коммерческой архитектуры, эксплуатирующей функциона-листские установки модернизма.

Как же все-таки выделить постмодернизм в нынешнем сложном переплетении творческих тенденций и течений при его собственной программной неопределенности и

внутренней многослойности? Основной его признак, по Дженксу,—«двойное кодирование»: «Архитектура обраща­ется и к элите и к человеку с улицы... Она сможет обращаться и к архитекторам, профессиональной элите, заинтересованной и способной

-12-

отмечать тонкие различия в быстроменяющемся языке, и в то же время—говорить с потребителями, которые хотят красоты, традиционного окружения и своего собственного образа жизни. Обе группы, противоположные и часто использующие различ­ные коды восприятия, должны быть удовлетворены» .

И все же типологической чертой постмодернизма пред­ставляется усиление историзма как определяющего прин­ципа, характерной, но не единственной формой выражения которого является «двойное кодирование». Причем тогда «двойное кодирование», возможно, выражает одновремен­но своеобразие, остраненность и даже, как считает Е. Кан­тор, «антитрадиционалистскую природу» постмодернизма, который, по ее мнению, «осознавая традицию вообще как ценность... вовсе не хочет жить внутри традиции, продол­жать и осуществлять ее» .

Постмодернизм появился не вдруг, из ничего, как бы по мановению волшебной палочки. Уже в ряде явлений искусства конца 50-х и особенно 60-х годов наметился отход как от отдельных положений модернистской эстети­ки, так и некоторых фундаментальных концептуальных установок модернизма, таких, как герметизм и индивиду­ализм, самоизоляция от окружающего мира и уход исклю­чительно во внутренний мир художника, а в пластических искусствах—геометризация и беспредметность. Этот от­ход наиболее заметно проявился в документальной прозе, хэппенингах и особенно в поп-арте. Однако эстетический утопизм, индивидуализм, программный элитаризм, преуве­личенный логицизм концепций продолжали оставаться определяющими для модернистского искусства в целом, пока контркультура леворадикального и особенно моло­дежного движения второй половины 60-х годов не постави­ла под сомнение идейно-художественные ценности модер­низма, выявила его связь с истэблишментом и не предло­жила—хотя и на достаточно короткое время, как экспери­мент, «для обсуждения»—новую систему ценностей, отно­шений, профессиональных приемов.

Думается, что без осознания роли и места, а также момента подъема контркультуры не может быть понят постмодернизм и его историческая судьба. Для исследова­ния проблемы генезиса и будущего постмодернизма важно, что контркультура совмещала

-13-

противоположные тенден­ции. Это, с одной стороны, обращение к массам, поиск

выхода «на улицу», жизнестроительская утопия, критиче­ская позиция по отношению к сложившемуся порядку вещей, породившие всплеск иронии, гротеска, своеобраз­ной карнавальности. С другой стороны, критичность в отношении к обществу и к господствующему искусству доходила до предела деструктивности, до призывов (и практических осуществлении) к самоуничтожению искус­ства (минимальное, мгновенное, исчезающее и другие разновидности «концептуального искусства»). То есть в контркультуре соединялись элементы антимодернистские с модернистскими, содержанием и формой.

Постмодернизм, безусловно, явился художественной реакцией на контркультуру. Восприняв ее уроки, он во многом углубил, усилил, перевел с эмоционального на концептуальный уровень контркультуристскую критику модернизма, опираясь на взгляды профессионально непод­готовленного потребителя, «простого человека с улицы». Однако при всем антиэлитаризме и программном, хотя и программно пассивном, гуманизме такой позиции для постмодернизма характерно и обнажает консерватизм его доктрины тот факт, что «человек с улицы» берется в его наименее культурно, политически и эстетически не разви­том, конформированном обличье. При этом теоретиками постмодернизма умалчивается, что сам этот образ во многом создан и стереотипизирован аппаратом массовой культуры, идеологией и практикой «потребительского об­щества» в интересах господствующих классов и стабилиза­ции существующего строя. Так в США постмодернисты обычно выражают взгляды реакционно настроенного «бе­лого молчаливого большинства». Но, подхватив критиче­скую инерцию контркультуры, постмодернизм в то же время еще более решительно отрицает саму контркультуру как доведенную до предела практику модернизма.

Возможно, переходя от социологии искусства постмо­дернизма к его историческим судьбам и художественным реалиям, можно предположить, что модернизм в его исторически конкретной форме был связан с определенным этапом развития капитализма и буржуазной культуры и с исчерпанием данного этапа был обречен на провал и на декларативный отказ от него. Однако для перехода к постмодернизму требовалось определенное сочетание соци­ально-культурных условий. По-видимому, нужна была «встряска» контркультуры для осознания и самосознания внутри искусства «тупиков» модернизма.

-14-

Контркультура была крайней стадией модернистской «революции»: она позволила и заставила увидеть в искус­стве модернизма не просто непонятную или неприемлемую форму, а ошибочную и даже, точнее,-ложную концепци-онную суть. И ретроспективность постмодернизма—уже не просто реакция, а возвращение «на круги своя» - к традиционному искусству.

В то же время в конкретных социально-культурных условиях буржуазного общества постмодернизм (несмотря на программную антимодернистичность) остается в своем существе, в своем творческом методе и в практических результатах развитием художественного модернизма, что с горечью вынуждены признавать идеологи постмодернизма. Сам Ч. Дженкс говорит, что реальные сторонники антимо­дернистского движения находятся «на полдороге: наполо­вину модернисты, наполовину пост». (Кстати говоря, это является одной из генетических причин «двойного кодиро­вания» постмодернизма.) Под воздействием связанных с контркультурой «защитного» и «альтернативного» плани­рования предтечи постмодернизма выступали с антипро-фессионалистских, антиархитектурных позиций. В постмо­дернизме эта критика приобрела характер прямого подчи­нения архитектора и художника заказчику.

Говоря о воздействии усиления консервативных тенден­ций в политике и общественном сознании на становление художественного постмодернизма, нельзя не видеть того, что консерватизм 70-х годов все же именно «новый». Но, главное, он совершенно не исчерпывает спектра влиятель­ных настроений 70-х годов. В этот период набирали силу освободительные политические идеи, глубоко гуманистиче­ские представления о ценности человеческой личности, культуры, истории, живой природы. Поэтому нельзя, пол­ностью сознавая связь постмодернизма с «новым» консер­ватизмом, идеологией и практикой «потребительского об­щества», с антитехницизмом и антисциентизмом, не видеть одновременно проявления в постмодернистской концепции роста внутренне противоположных этим тенденциям гума­нистических, антиэлитарных идей. При этом само понятие гуманизма у теоретиков постмодернизма характерно для

-15-

буржуазной интеллигенции. Это не боевой, действенный пролетарский гуманизм, а

пассивный, во многом утопическии. Именно поэтому постмодернисты верят в возмож­ность создания индивидуальной гуманизированной среды в имманентно антигуманном капиталистическом обществе.

Контркультура и антикультурные, подчас вандалистские акции левых радикалов 60-х годов вызвали ответную реакцию в усилении интереса широкой общественности к подлинным художественным ценностям, в том числе к достижениям искусства прошлого, к защите подлинных культуры и искусства, новому осознанию важности насле­дия и необходимости преемственности культуры для прог­ресса человечества. Так оценивают ситуацию и многие зарубежные специалисты по социологии культуры, напри­мер Р. Гиллам: «Новый радикальный мятеж в известном смысле и породил «неоконсервативную» реакцию. Тогда господствующие настроения были агрессивными, сомнева­ющимися, критическими. Сейчас напротив, они осторожны, примирительны, апологетичны» .

В то же время постмодернизм хранит в своей концеп­ции следы воздействия и модернизма (что справедливо подметила советский искусствовед А. Н. Шукурова) и контркультуры. Сам радикализм требования обновления архитектуры и ее языка (через возвращение к прошлому), абсолютизм отрицания достижений «современной архитек­туры» и громогласность, напористость деклараций постмо­дернизма насквозь модернистичны. Постмодернистский принцип «двойного кодирования» также с очевидностью развивает идеи художественного модернизма с его устой­чивым традиционным представлением о неразрешимой противоположности художника и «презренной толпы». Кроме того, заключенное в «двойном кодировании» заведо­мое «популистское» снижение высокого образца является знаком, а ныне—пережитком контркультуры, и поп-1 культуры как одной из ее разновидностей, в борьбе с которыми, но и под очевидным влиянием которых рождал­ся постмодернизм.

Идеи контркультуры, безусловно, проявились в столь распространенных иронии, гротеске и парадоксальности в наборе и сопоставлении архитектурных форм. Воздействи­ем причудливо соединившихся идей контркультуры и «потребительского общества» навеяно столь важное для доктрины постмодернизма требование «соучастия» буду­щего потребителя в процессе создания архитектурного объекта. Столь существенная для постмодернизма концеп­ция создания гуманизированной индивидуальной среды

-16-

связана с вдохновившей контркультуру верой левых ради­калов в преобразование общества через личностное, а не социальное освобождение. Однако в постепенном усилении традиционализма, в становлении на протяжении 70-х годов высокой, классицистически-регулярной версии постмодер­низма проявляется все усиливающееся изживание следов воздействия контркультуры на постмодернизм.

Постмодернизм эволюционирует быстро. Отсюда обо­стренный интерес к его перспективам, судьбе. Его идеоло­ги считают, что постмодернизм вовсе не «отменит» архи­тектуру «современного движения»—во всяком случае в обозримом будущем,—хотя и существенно потеснит ее, а также будет сосуществовать с поздним модернизмом. Показательно, что и адепты и критики постмодернизма все чаще сравнивают его с другим «смутным» временем в истории искусства—маньеризмом, имея в виду не только заметные композиционно-стилистические параллели, но и пытаясь понять историческое место и судьбы архитектур­ного неоавангардизма. Термин «маньеризм» (и даже «сверх­маньеризм») употребляется на Западе в понимании новей­ших явлений в архитектуре столь же часто, как постмодер­низм, и в столь же неопределенном значении, но, пожалуй, постепенно вытесняется последним.

На основании анализа опыта дефиниции постмодерниз­ма, его истоков, концепции и конкретной художественной практики можно сказать, что постмодернизм—это направ­ление искусства и архитектуры в развитых капиталистиче­ских странах 70-х—начала 80-х годов, которое отражает разочарования художественной интеллигенции в идеалах, догмах и приемах модернизма и, в отличие от других течений буржуазного искусства, в поисках понятности языка и новых средств выразительности открыто ориенти­руясь на обыденные вкусы, взгляды и настроения массово­го сознания, обратилось к привычным и традиционным художественным формам, как правило, в соединении с иронией, гротеском, остранением. Возможно, жизнь само­го постмодернизма не будет долгой: слишком велики центробежные силы входящих в него разнородных по своей сути элементов. Но даже сегодня видно, что он знаменует завершение искусства «классического» модер­низма и уже выполнил свою миссию, подорвав устои «современного движения» и открыв тем самым путь отличным от его доктрины концепциям творчества.

-17-

1. “Популярная художественная энциклопедия” В.М.Полевой, В.Ф.Маркузон, Москва,1986г.

1. А.Рябушин, В.Хайт, Постмодернизм в реальности и преставлениях // “Искусство”,1984г, №4.

1. Иконников А.В. , Зарубежная архитектура. От “новой архитектуры ” до постмодернизма, М., 1982г.

1. Рябушин А.В. “Новые горизонты архитектурного творчества 1970 – 1980-е годы.” М., 1990г.

-18-