Контрольная работа: Художественная культура

Имеет свой характерный структурный признак и стиль рококо. А.Н. Кулагин в книге «Архитектура и искусство рококо в Белоруссии» отметил, что для выделения существенного признака рококо употреблялось «первоначальное французское определение «rocaille» – украшение из раковин, улиток, обломков скал. Главный формальный признак рококо – капризно изогнутая линия, напоминающая очертания морской раковины, при этом не натуральной, а значительно видоизмененной и стилизованной, трактованной весьма многообразно: то она распускается, словно волнистый веер или павлиний хвост, то распадается на отдельные волнообразные и причудливо изгибающиеся желобки с выемчатыми контурами, то предстает как неправильной формы картуш (лепное либо резное украшение в виде щита, свитка, на котором изображались эмблема, герб. – И.Ш.) или переворачивается в профиль в виде завитка… Рокайль – форма сугубо новая, не имеющая аналогий и прототипов, наделенная активной орнаментальной экспрессией. В основе живописного орнамента – изощренный рисунок в виде сплетающихся, растягивающихся кривых в форме букв S и С. Они дополняются стилизованными пенящимися, набегающими друг на друга волнами, хрящевидными сочленениями». В качестве образцов филигранных орнаментальных формообразований рококо Кулагин приводит: панели алтарной ограды костела францисканцев в Гродно, резной декор алтарных филенок Крестовоздвиженского костела в Лиде, фрагмент ризы из Троицкой церкви в Старых Песках, алтарную волюту Крестовоздвиженского костела в Быстрице, фрагменты декора алтаря из костела в Радуни и др.

Варьируемый стилистический признак рококо – условный орнамент rocaille – нашел свое раннее отчетливое выражение в живописи замечательного французского художника Антуана Ватто и в первую очередь – в его рисунках сангиной «Рождение Венеры», «Осень». Рококо – это не просто «стиль галантной фривольности». Рококо то создает легкое «струение души», освобожденной от бремени житейских проблем, то передает мимолетные переживания неповторимого состояния природы, красоты мгновения («Пейзаж с водопадом» А. Ватто). Винтовая линия завитка «rocaille» символизирует также, по образному выражению В.П. Бранского, «легкое головокружение от опьяняющих удовольствий». Рококо представляет как бы часть тела-души человека, его обособляющуюся от жизненных тревог «частную личность», созданную для утонченных удовольствий и изысканных наслаждений («Путешествие на остров Цитеру», «Праздник любви» А. Ватто; «Коронованный любовник» О. Фрагонара; «Тет-а-тет», «Лежащая девушка» Ф. Буше). Однако эти эстетические удовольствия и наслаждения порой бывают подернуты налетом «душевной усталости и печали»; тихая грусть сопровождает сцены «хрупкого веселья» в картинах А. Ватто («Общество в парке», «Елисейские поля»).

Все-таки следует избегать поглощения частью целого. Ведь душа отзывается и на иные ментальные, ритмические, стилевые конфигурации. Осваивать, филигранно воспроизводить их, постоянно «перешагивая через себя», – в этом, пожалуй, состоит главная задача многогранного художника. Так считал белорусский художник-самородок Александр Исачев, оставивший после себя удивительную символическую живопись.

У того же Ватто встречаются картины другого плана, например антимилитаристской направленности, а также большое полотно «Жиль», на котором изображен погруженный в печальные переживания клоун в белых одеждах. Это – одинокий лиминал, социальный изгой, жизнь которого – «интермеццо на середине дороги». Существует мнение, что Жиль, контрастный «праздникам любви», – это сам художник, как известно, страдавший ипохондрией, чувствовавший себя бесконечно одиноким среди суетных и ветреных аристократов.

Во все эпохи лиминал – это межсоциальная личность (маргинал в положительном смысле слова), приоткрывающая занавес над печальными истинами жизни. Как в этой связи не вспомнить «Опыты» Монтеня, «Максимы» Ларошфуко, «Мысли» Паскаля, «Характеры» Лабрюйера. У России был свой интеллектуальный изгой – Велимир Хлебников, «духовный бродяга» из породы волхвов, говоривший о себе:

И в этот миг к пределам горным Летел я сумрачный как коршун…

Одновременно он – и одинокий «белый ворон», который хочет

Взлететь в страну из серебра, Стать звонким вестником добра.

Симбиоз поэтического и живописного стилей. На всех исторических ступенях развития культуры выделяются и представляют особую ценность процессы интегрирования различных видов формотворчества. Культурные сдвиги и «взрывы» всегда характеризовались качественным ростом стилистической (и ритмически-смысловой) целостности тяготеющих друг к другу литературно-поэтических, пластических, музыкальных образов, рождением смешанных, гибридизированных художественных форм. И в этом сложном, динамичном художественно-историческом процессе сочетающиеся (имеющие общие кодовые структуры) стили помогают выполнять функцию полифоничного диалога культурных эпох.

Художественные стили складываются и изменяются в процессе осознания и эстетической репрезентации форм жизни и их внутренних чувствований, переживаний. Этот многоканальный исторический процесс обусловливается сменой культурных эпох, периодов, типов цивилизаций и корректируется модой. Наиболее мобильными являются стили, представляющие жанры речевого творчества, литературного (поэтического) быта. Они быстро схватывают спонтанные изменения в умонастроениях людей, моментально реагируют на их новые ощущения динамичной жизни и немедленно передают ментальные сдвиги и наглядные трансформации общественного мнения на более высокие уровни профессионального литературного творчества.

Сложен и труднообозрим процесс формирования и функционирования полифоничного литературного (поэтического) стиля, взаимосвязанного с художественными стилями других видов искусства. Как показывают исследования в области риторики, поэтики, стилистики, а также обобщающие культурологические изыскания, такой стиль имеет глубокие основания в иных дискурсах, в частности в жанрах «литературного быта». «Высокие» литературные стили и жанры базируются на «низких», «игровых», промежуточных, переходных аналогах, трансформируя опосредующие друг друга речевые фигуры обыденного, образного и художественного языков (Ю.Н. Тынянов). Художественная стилизация и игровое раскрепощение форм речевого общения являются важными инспирирующими и стимулирующими факторами интеллектуального информационного насыщения различных видов профессиональной художественно-литературной деятельности, увеличения их творческого потенциала.

В образном и художественном языках стиль наглядно обнаруживает институализированные временем (культурной эпохой, периодом) отклонения от норм обыденного языка, выражающиеся в создаваемых метафорах и других тропах, вариативных формах речевого творчества. Благодаря подобным отклонениям поэзия сама может культивировать формы образного «живописания». Обратимся к стихотворению О.Э. Мандельштама:

Я видел озеро, стоящее отвесно, С разрезанною розой в колесе; Играли рыбы, дом построив пресный, Лиса и лев боролись в челноке.

Глазели внутрь трех лающих порталов Недуги – недруги других невскрытых дуг, Фиалковый пролет газель перебежала, И башнями скала вздохнула вдруг.

И, влагой напоен, восстал песчаник честный, И средь ремесленного города-сверчка Мальчишка-океан встает из речки пресной И чашками воды швыряет в облака.

«Талант думает, гений видит», – говорил У. Блейк, резко разграничивая две сферы творчества. Нельзя полностью согласиться с таким резким разделением. Многие одаренные личности видят и слышат неким «шестым» чувством отзвучия своей личности в душах людей, воспринимающих их произведения. Быть может, поэтому мы склонны относить категорию таких личностей к «золотой элите». В конечном счете избираемый художественный стиль (тот, что «ложится на сердце») соответствует доминантному стилю души и творцов, и реципиентов; последние участвуют в создании после-образов. Но интересно и то, что сами завораживающие образы и после-образы стремятся к формам взаимного проникновения, органичной гибридизации стилей. Естественно, подобная гибкая диалектика противоположна эклектике, искусственному механическому соединению разнородных, несовместимых художественных форм.

Многогранное искусство создает с помощью перекликающихся и пересекающихся стилей национально тонированные художественные картины мира, эстетические гешталъты (интегральные образы) действительности. Через призму последних происходит отображение в сложноорганизованной сфере художественной культуры изоморфных форм жизненной реальности. Эта непосредственно данная человеку жизненная реальность постоянно обогащается и как бы обновляется целостными эстетическими образами. Мы видим, как за эстетически выделяемыми природными и социокультурными явлениями – будь то звезда, море, знаковый поступок или экзистенциальный афоризм (например, «Человек – мыслящий тростник» Б. Паскаля) – тянется шлейф художественных интерпретаций. Человеческая действительность окружена художественными текстами. Группируясь по ассоциативным признакам, они тяготеют к синтезу. Знаменитый литовский художник и композитор Н. Чюрлёнис улавливал «музыку» заэмпирических природно-космических сфер, живописуя в своих картинах те феномены, которые как бы скрывались в ментальных полях. Художественный стиль является концентрированным отражением протоэстетических, внехудожественных форм, в целом – стиля культуры и цивилизации.

В этом смысле понятно выражение О. Уайльда в «Упадке лжи»: «Лондонские туманы созданы художниками». Развернутое в образное высказывание, оно звучит так: «В настоящее время люди видят туманы не потому, что туманы существуют, но потому, что поэты и живописцы показали им таинственную прелесть подобных эффектов». В романтическом преображении геокультурного ландшафта туманной (порой задымленной) Англии отличились художники Дж. Констебл («Дедхемская долина»), У. Тёрнер («Снежная буря», «Пожар лондонского парламента», «Дождь, пар и скорость», «Концерт в Петуорте»), Дж.С. Котмен («Кораблекрушение»). Их творчество, приходящееся на первую половину XIX в., можно рассматривать как стилистическую предтечу импрессионизма.

Стили изобразительного искусства активно взаимодействуют со стилями поэтического, литературного творчества. В различные культурные (художественные) эпохи и периоды наблюдалось тесное взаимопереплетение и взаимоопосредование этих стилей. Английский художник и поэт Уильям Блейк (1757–1827), заявивший о себе уже в конце века Просвещения как предвестник романтического и символического мировоззрений, достиг совершенного стилистического единства собственных романтических стихотворений (сборники «Песни неведения», «Песни познания») и сопровождавших их символических иллюстраций.

Энциклопедия для детей комментирует одну из таких иллюстраций, выполненную в технике выпуклой гравюры на меди: «На листе со стихотворением «Дитя-радость» изображен изящный цветок, обрамляющий текст, в чашечке цветка сидит женщина с ребенком на коленях, к которому склоняется ангел. Чудесному и счастливому миру, описанному в стихах, полностью соответствует легкое и тонкое графическое оформление». Данный образ ассоциируется с поэтическим афоризмом (из «Прорицаний невинности»), схватывающим саму суть романтического мировоззрения:

В одном мгновенье видеть вечность, Огромный мир – в зерне песка, В единой горсти – бесконечность И небо – в чашечке цветка.

В Блейке поэт и художник органично дополняли друг друга: поэт приоткрывал идеальный заэмпирический план бытия; художник, используя разные «стилистические технологии», в том числе технику темперы и акварели, как бы превращал этот идеальный план в некую привидившуюся ему «транстендентную сверхреальность», о чем свидетельствуют полотна «Сотворение Адама», «Творец (Древние дни)». У. Блейк создавал символический сверхмир, как Бог, не желая уступать библейскому демиургу в мощи и красоте перевоссоздания действительности. Ему принадлежат слова: «Ты человек, Бог – не больше, чем ты, научись же поклоняться своей человечности». Показательными в этом плане являются его картины «Сон Иакова», «Тогда Господь отвечал Иову из бури», «Паоло и Франческа (Вихрь влюбленных)». Последняя картина представляет собой своеобразную интерпретацию известной Дантовой фантазии. По ассоциации вспоминаются судьбоносные отношения великого поэта с Беатриче. «Божественная комедия» А. Данте и сонеты Ф. Петрарки – непревзойденные художественно-философские отображения труднопреодолимого противоречия между любовью физической и духовной.

Каждая культурная эпоха, в том числе переходная, в глубине своей таит особое идеально-нормативное представление о любви, которое тонирует характер и стиль художественного (и не только художественного) творчества. Нас заставляет обращаться к духовным образцам прошлого контраст с «мелководьем» уходящей эпохи, которая отмечена тремя «камнями преткновения» на пути одухотворенной любви: убожеством мысли, развращенностью чувства и бесстыдством. Вместо обнажения – оголение, вместо восхищения – фетишизация, вместо боготворения души-тела – дьяволизация плоти. Но за горизонтом преходящей «филейной» эпохи вырисовывается тициановская любовь – земная и небесная, которая обещает возрождение «грудной» эпохи. Мы слышим обнадеживающее пророчество А. Данте о жизненной полноте, достигаемой неодолимым сближением любви природной и духовной:

Природная не может погрешать; Вторая может целью ошибиться, Не в меру скудной иль чрезмерной стать.

Пока она к высокому стремится, А в низком за предел не перешла, Дурным усладам нет причин родиться…

У. Блейк не принял «злую мачеху» Просвещения – горькую для социальных масс действительность авантюрного капитализма. Кажется, что его сопровождаемая стихотворной мольбой о помощи страждущим картина «Жалость» (другое название «Пьета»), которая навеяна шекспировским «Макбетом», дышит глубоким сочувствием ко всем жертвам порочной цивилизации. Возможно, первым открытием нового мира самоценной человечности станет целостный стиль постромантизма, новая интегральная модель социально-исторического и космического бытия.

И.-В. Гете указывал на то, что «…стиль покоится на глубочайших твердынях познания, на самом существе вещей…». Чтобы в конфигурации ритмически согласованных смысло-образов распознать тот или иной стиль, надо обладать особой художественной интуицией, которая где-то сближается с чувством стиля. Однако последнее должно быть развито личностью в процессе многогранного эстетического образования. Говорят, о вкусах не спорят. Думается – спорить нужно. И если человек, вступающий в жизнь в нашем сложном мире, шаг за шагом приобщается к высокому искусству, то он будет иметь возможность сравнить возвышенные благородные нравственно-художественные утопии Данте, Петрарки, Блейка с назойливым рекламированием расхожего (нередко сексуально разнузданного) серийного китча и найти свою «золотую середину».

Выбор зависит от степени искушенности личности в интеллектуальных и эстетических ценностях, которые определяют уровень и качество интеллигентности и дают право на звание высококультурного человека. Культурность в превосходной степени означает также способность зрить суть происходившего и происходящего, прослеживать диалог созвучных эпох с помощью структурно совпадающих, типологически сходных друг с другом и взаимно отражающихся друг в друге стилей.

4. Типология художественных стилей

Общая классификация стилей. Существует общая классификация художественных стилей. Она включает в себя стили отдельных произведений, авторские, национальные, межнациональные, транснациональные, большие и фундаментальные стили.

Как уже показал предшествующий анализ, центральным звеном данной типологизации является большой стиль. Обратимся вновь к Литературному энциклопедическому словарю: «…большие стили органических художественных эпох прошлого являют согласованность общезначимых принципов миропознания и канонического, нормативного творчества…». Большие стили, характеризуя (часто противоречивые) ведущие ценностные ориентации культурных эпох, охватывают различные виды и жанры искусства, обобщают стили отдельных произведений, авторские, национальные, межнациональные, транснациональные. Одновременно большие стили сами образуют типологические группировки в охарактеризованных немецким искусствоведом Э. Кон-Винером фундаментальных стилях: тектоническом (простой конструкции), декоративном, орнаментальном, эклектическом и (добавим) постмодернистском.

Дифференцирующиеся большие стили (античной Греции и античного Рима, средневековья и Возрождения, барокко и классицизма, романтизма и реализма, импрессионизма и символизма, модерна и модернизма) возникают и развиваются попарно, демонстрируя единство и борьбу противоположных направлений и течений, проходя стадии генезиса, дифференциации, расцвета, сближения, академизации, эклектического истощения и постмодернистской «перегруппировки», т.е. инновационной реконструкции (деконструкции). Каждая новая пара противоположностей становится диалектическим отрицанием консервативных тенденций, которые исчерпывают резервы развития предшествующих, основной и промежуточной, пар. Например, стили романтизма и реализма приходят в XIX в. на смену заакадемизированным и эклектически сочетаемым образцам барокко и классицизма, рококо и ампира, демонстрируя подчеркнутые отклонения от исчерпавших себя, обмельчавших мировоззренческих принципов и формальных нормативов, представленных этими образцами.

Каждый большой стиль имеет национальные, межнациональные и транснациональные формы, детерминированные соответствующими художественными менталитетами, эстетическими идеалами и многогранно преломляющими коллизии эпохи. Сравним образцы итальянского барокко (Бернини, Ф. Борромини, Г. Гварини), фламандского барокко (П. Рубенс, Я. Иордане), восточнославянского литературного барокко (Симеон Полоцкий), утонченного французского рококо (в живописи – А. Ватто, Ф. Буше, Ж. Натье, О. Фрагонар) и сочетаемые с элементами барокко богато орнаментированные формообразования белорусско-польского рококо. Как уже подчеркивалось, такие формообразования находили свое разнообразное воплощение в дворцово-храмовой архитектуре XVIII в. (дворец Н. Радзивилла в Дятлове, дворец М. Огинского в Слониме, дворец Сапегов в Ружанах, костел иезуитов в Гродно, костел кармелиток в Глубоком), а также в излишествах роскошного быта, театрализованных развлечениях «самостийных» магнатов клонившейся к закату Речи Посполитой.

Итак, большой стиль, с одной стороны, конфигуративно преломляет культурную эпоху, с другой – приобретает национальную и межнациональную формы. Встречаются и транснациональные (полинациональные) стили. Ярким образцом последних может служить экспрессионистская живопись Марка Шагала, глазами мудрого ребенка увидевшего возрожденный любовью мир.

Исключительно ярко и объемно особенности национально модифицированных и ментально обусловленных больших художественных стилей проявляются в пластических искусствах, и прежде всего в архитектуре, которая, синтезируясь с исторически определенными формами, стилями жизни, направляет и движет живопись, графику, скульптуру, декоративно-прикладное искусство, создание предметов художественного быта. В творчестве зодчего, считал Б.Р. Виппер, очень важно определяемое эпохой многомерное взаимодействие основных и дополнительных компонентов возводимого сооружения. К дополнительным относятся композиционно оправданные добавления вспомогательных (в данном случае) искусств. Необходимые обрамления декоративного характера должны быть органически связаны с создаваемой конструкцией в рамках единого с ней стиля. Пластичный синтез конструкции и украшений позволяет создать эпохально значимый величественный ансамбль. Образцом композиционного художественного синтеза пластических искусств может служить реконструированный Лоренцо Бернини интерьер собора Святого Петра.

Аристократическое итальянское и бюргерское фламандское барокко хотя и не похожи друг на друга, тем не менее обнаруживают зримые типологические соответствия в рамках культурной эпохи Нового времени. Проявляя пристальное внимание к существенным ментальным и формотворческим различиям двух видов барокко, уместно сравнить торжественно-религиозные архитектурные ансамбли (Площадь Святого Петра и Фонтан четырех рек на площади Навона в Риме), грациозные, художественно отточенные скульптурные группы Бернини («Экстаз святой Терезы», «Аполлон и Дафна», «Похищение Прозерпины») с пронизанными бурной динамикой жизни, эротическим размахом и здоровой чувственностью полотнами П. Рубенса («Похищение дочерей Левкиппа», «Вирсавия», «Вакханалия»). Глядя на огненный поток вулканизирующих линий-красок, плотно насыщающих барочные картины фламандского мастера («Прикованный Прометей», «Последствия войны», «Аллегория мирного благоденствия»), невольно вспоминаешь философскую фразу: «Жизнь – это движение». Эти произведения представляют собой своего рода фламандскую редакцию гуманистически скорректированного европейского активизма. «В цветущем теле – героический дух» (В.П. Бранский). Уже несколько веков взоры зрителей притягивает кипучая энергия бытия, увлекающая разум и чувство к новым самоопределениям. В творениях Рубенса остро ощущается страстный, направленный могучей волей людей-титанов порыв к жизнетворческой человеческой свободе, освященной идеалами жертвенного гуманизма («Воздвижение креста», «Снятие с креста», «Отцелюбие римлянки»). Художественно гармонизированный разум как бы вырывает человека из звериных объятий («Охота на львов»).

Следует отметить еще раз в качестве фундаментального выдвигающийся на передний план современной художественной культурой постмодернистский стиль, к прототипам и современным образцам которого всегда тяготело отечественное искусство. Данный комбинированный стиль формируется на базе мировоззрения последовательного плюрализма, исключающего господство какой-либо «монопольной» не в меру назидательной риторики, заакадемизированной или вестернизированной эстетической системы.

Как уже было замечено в первой главе, художественная культура, искусство постмодернизма складываются путем небуквального цитирования и гипертекстового рекомбинирования различных исторических и современных художественных направлений, течений, стилей, образцов. Происходит их взаимная конвергенция в пограничных зонах: «Все двери открыты – приходи и бери» (О. Мандельштам). Стиль белорусского искусства и всего исконно отечественного художественного творчества внутренне сочетает в себе структурные механизмы демократического постмодернизма и творческого традиционализма. Данный стиль и его составляющие транспонируются на Другие проявления нашей культуры-цивилизации, отвечая ее пограничному характеру, транскоммуникационной и трансформационной функциям.

Циклический характер развития художественных стилей. Рассмотрим общие закономерности развития фундаментальных художественных стилей. Культурологический анализ динамики художественных стилей позволяет сделать вывод о том, что они развиваются циклически, в направлении роста разнообразия, конвергенции (взаимное пересечение) и частичной интеграции.

Эволюция внутренне дифференцирующихся художественных стилей носит нелинейный характер. Она включает в себя – в согласии с диалектическим законом отрицания отрицания – масштабные циклы, освещенные Э. Кон-Винером в труде «История стилей изобразительных искусств». В конце исследования он заключает: «Стиль не создается сознательно, но зависит от закономерностей движения созидания и разрушения, от общего закона развития. Этот закон. является, быть может, сам по себе последней причиной». Особенно рельефно закономерности выявленной немецким искусствоведом циклической эволюции прослеживаются в отношении вышеупомянутых фундаментальных стилей, которые, по его наблюдению, обнаруживают типологические (структурные) схождения и ценностно-смысловые соответствия больших стилей, своеобразную сквозную преемственность последних, как бы примыкание друг к другу в обход целых культурных эпох.

Так, согласно Э. Кон-Винеру, тектонический стиль чаще всего выражал духовные устремления молодой, формировавшейся культуры и цивилизации и вырисовывался, например, в общем совпадении форм простой конструкции дорического стиля Древней Греции, средневекового романского стиля, большого стиля периода раннего Возрождения.

Декоративный стиль, утверждавшийся на ступени усложнения культуры и цивилизации, связанной с возрастанием социального расслоения, отвечал вкусам, ценностным ориентациям высших слоев иерархизированного общества. Он представлен, в частности, некоторым структурным соответствием (изоморфизмом) ионического стиля Древней Греции, эллинистически-римского стиля, зрелой готики, барокко.

Орнаментальный стиль максимально усилил декоративные тенденции в архитектуре, живописи, прикладном искусстве, интерьере и т.п., филигранно утончил, сделал миниатюрными слагаемые пластичной формы, превратив способ орнаментальных украшений в ведущий принцип построения художественной композиции. Орнаментальный стиль в истории художественной культуры стал воплощением гедонистических устремлений и пристрастий замкнутой верхушки богатой элиты или(и) избранной когорты эстетов-аристократов, ценивших «искусство для искусства». Рококо и созвучные ему некоторые течения модерна, в том числе русского (такие, например, как «Мир искусства», «Голубая роза»), – наиболее показательные коррелятивные проявления орнаментального стиля.

«Жизнь быстротечна – будем танцевать!», – легкомысленно восклицал Людовик XV и добавлял: «После нас – хоть потоп!» Быть может, на тональность этих и им подобных безответственных заявлений повлиял дух ускользающего от тревог жизни богемного индивидуализма и нараставшей «разрегулированности» социокультурной жизни («anomie»). Сверхгедонизм как спутник сопровождает «порчу бытия». Как здесь не вспомнить поэтическую гиперболу О. Хайяма:

Миром правят насилие, злоба и месть.

Что еще на Земле достоверного есть?.

Когда зло идет по пятам, заброшенному в ненадежный мир человеку, кажется, остается лишь одно – «ловить мгновение» забвения и считать чувственное наслаждение самодостаточной формой бренного бытия:

Жизнь – мгновенье. Вино – от печали бальзам.

День прошел беспечально – хвала небесам!

Будь доволен тебе предназначенной долей,

Не пытайся ее переделывать сам.

Разум и интуиция подсказывают нам, что если гипертрофировать эти призывы Хайяма, то последствия будут самые печальные. Однако звуко-образы завораживающей поэзии затрагивают тонкие струны игрового Я толерантной личности. Требуются широта кругозора, философская мудрость и культурологический такт, чтобы не приравнять поэзию Хайяма к банальным соблазнам нынешнего расслабляющего гедонизма и увидеть в ней духовное самостояние, мужественный вызов «межвременью».

Циклическая динамика художественных стилей отнюдь не сводится к однообразному повторению стереотипных конфигураций, поскольку сходство определенных культурных эпох нельзя интерпретировать как периодическое воспроизведение в них одних и тех же формообразований. Грядущий культурно-цивилизационный сдвиг в эволюции мирового сообщества, возможно, породит новые большие целостные стили, начало которым положит, по-видимому, постромантическое мировоззрение. Данные стили войдут в резонанс со смысло-образами легендарного Ренессанса. Предстанут в новом свете нормативно-идеальные прототипы «универсального человека» итальянского Возрождения и приземленного благочестивого нидерландского бюргера, который занимал центральное место в голландской живописи, будучи, по словам Т. Манна, «средним человеком в самом высоком смысле этого понятия». Вспомним известную картину Яна ван Эйка «Портрет четы Арнольфини».

Философская поэзия встречает рождение нового мира широкомасштабным оптимистическим прогнозом. Как бы предвидя великие перемены и гуманистические перспективы, известный американский поэт Уолт Уитмен в «Годах современности» обратился из XIX столетия к потомкам с вдохновляющим художественно-философским прозрением:

Я вижу свободу, во всеоружии, победоносную, гордую, и ей сопутствуют, с одной стороны, Закон и Мир, с другой – Великолепное трио, выступающее против кастового духа. К каким историческим развязкам приближаемся мы с такой быстротой?

Я вижу стертые рубежи, проведенные старыми владыками. Я вижу снесенные границы европейских царей.

Я вижу день, когда сам народ проведет свои рубежи, все остальные долой. Годы современности! Годы несовершенного!

Ваш горизонт поднимается, и я вижу, как раздвигаются его края.

Список использованных источников

1. Давидович В.Е. Сущность культуры / Давидович В.Е., Жданов Ю.И. – Ростов н/Д., 1973.

2. Культурология. Учебное пособие Под редакцией А.А. Радугина – М., 2001.

3. Культурология: Учебник / Под ред. Ю.Н. Солонина, М.С. Кагана – Мн.: Высшее образование, 2005, 566 с.

4. Ширшов И.Е. Культурология – теория и история культуры: учебное пособие / Ширшов И.Е. – Мн.: Экоперспектива 2010.

5. Булгакова С.В. Культурология / Булгакова С.В. – М.: Эксмо, 2009.

6. Эренгросс Б.А. Культурология. Учебник для вузов / Б.А. Эренгросс, Р.Г. Апресян, Е. Ботвинник – М.: Оникс, 2007.